Копья летящего тень. Антология
Шрифт:
Убивать можно разными способами.
— …и если ты не сможешь изменить свое отношение ко мне, нам надо расстаться как можно скорее!
Как я не подумала об этом сразу! Конечно же, его ждет в Англии Она!
— Да, я понимаю… — с облегчением произнесла я, — ты влюблен в нее…
— Да… — ответил он, неожиданно густо краснея.
— Она живет… в Англии?
Дэвид отрицательно покачал головой, отхлебнул кофе, закурил.
— Она живет здесь, в Воронеже… — исподлобья взглянув на меня, сказал он.
В считанные доли секунды через меня прошло глиссандо
Дэвид Бэст с обидой посмотрел на меня. Он ничего не понял.
И когда я ушла, он вымыл чашки и снова уселся за шахматы: партия была очень интересной.
22
Отдав еще несколько своих стихотворений в газету «Факел», Лилиан настроилась на долгое, терпеливое ожидание. Но ответ пришел уже через неделю: Кривошеее просил ее зайти.
Лихорадочно перебирая в уме всевозможные варианты предстоящего разговора, Лилиан сидела в приемной редакции на жестком канцелярском диване. Зеленые вылинявшие обои, толстая секретарша, безучастно стучавшая на машинке… Дверь в кабинет Кривошеева была приоткрыта.
— …и эти стихи тем более вредны, — услышала Лилиан незнакомый голос, — что автор явно одаренный человек…
«Это обо мне…» — тут же решила Лилиан. Она вскочила с дивана, снова села
— Значит, это антисоветчина? — донесся до нее вкрадчивый голос Кривошеева.
— Несомненно, — спокойно, уверенно и, как показалось Лилиан, удовлетворенно ответил первый голос. — У меня тут есть списки… сейчас посмотрим…
«Вот оно! — подумала Лилиан, чувствуя, как ее обдает внутренним жаром. — Вот оно, прикосновение к тайне! К тайне незримой, подавляющей нас власти!..» У нее было такое чувство, будто она впервые разделась перед мужчиной: стыд и трепет охватывали ее, вытесняя страх, пробуждая острое желание поскорее прикоснуться к неведомому. «Сейчас меня спросят об отце, о связях с эмигрантами…» — подумала она. И ее нетерпеливое возбуждение росло с каждой минутой.
— А ее нет в списках! — произнес ровный, спокойный голос. — Очень странно… Очень странно!
— Она должна сейчас прийти, — суетливо произнес Кривошеев и высунулся за дверь.
Заметив Лилиан, он как–то сразу смутился и нехотя кивнул ей, но потом широко распахнул дверь кабинета и произнес по–редакторски официально:
— Очень рад, что вы опять пришли к нам!
Войдя в кабинет, Лилиан села на край такого же жесткого, как и в прихожей, затертого посетителями дивана.
— Лилиан Лехт, — отчетливо произнес Кривошеев и, размяв пальцами дешевую папиросу, сел в кресло возле стола.
Поджав тонкие, невыразительные губы, на Лилиан пристально смотрел аккуратно одетый, в меру упитанный, неопределенного возраста мужчина. Его бесцветные глаза, словно холодные щупальца, настойчиво и бесстрастно изучали ее внешность. Лилиан тоже изучала его — нахмурив брови, сощуря зеленовато–серые кошачьи глаза.
— Протестуете, значит? — все так же пристально глядя на нее, сказал он и, не дожидаясь ответа, спросил: — Вы комсомолка?
— Да… — неохотно ответила она
— Хорошо, — леденяще–спокойно сказал он, — прочитайте, пожалуйста, одно из своих… э–э–э–э… стихотворений… — он порылся в лежащих перед ним листах, — …вот это…
Кривошеев дымил на другом конце стола, на лице его была написана скука выполняющего свои будничные обязанности должностного лица.
— Зачем? — с вызовом спросила Лилиан. — Вы же все это уже читали!
— Хочется послушать, как это читает поэт, — бесстрастно глядя на Лилиан, ответил представитель цензуры.
Лилиан молчала. Кривошеев со скучающим видом перелистывал подшивку газет. Из приемной доносился приглушенный стук пишущей машинки. В углу, под вешалкой, на которой висели два мужских пальто, что–то зашевелилось… Два бронзово–желтых глаза, густые рыжие бакенбарды по обеим сторонам треугольного кошачьего «лица», темные кисточки на стоящих торчком ушах…
Рысь???
Рысь в редакции газеты «Факел»?
Неспеша, с несравненным царственным достоинством, дикая рыжая кошка вышла на середину комнаты и, не обращая ни на кого внимания, потянулась. Она проделала это с такой сладкой ленью, на которую способны одни только кошки: вытянула передние лапы, выпрямилась, вытянула одну за другой задние лапы, подняла торчком короткий хвост и… рухнула в изнеможении на пол!
Широко раскрыв глаза, Лилиан смотрела на зверя. Опасный, мстительный хищник. Но ни Кривошеев, ни кэгэбэшник не подавали виду, что их волнует присутствие рыси.
— Мы слушаем, слушаем… — нетерпеливо произнес представитель цензуры, поудобнее усаживаясь в редакторском кресле.
— Эта кошка… — негромко сказала Лилиан, — …здесь всегда живет?
Кэгэбэшник и редактор газеты переглянулись.
— Какая… кошка? — вежливо осведомился Кривошеев.
— Ну… рысь…
Оба начальника снова переглянулись.
— Вот что, Лилиан Лехт, — потеряв наконец терпение, сказал представитель цензуры, — вы пытаетесь здесь просто морочить нам голову! Отвечайте по существу: почему вы пишете такие стихи? Откуда у Вас все эти «железобетонные квадратные уроды» и «еретики», эти «заживо вспоротые души» и «патриотические книжные киоски»?
Кривошеев шумно прокашлялся и отошел к окну. Приподняв голову, рысь лениво посмотрела в его сторону. Потом встала, поскребла когтями ковровую дорожку и непринужденно, как это делают представители кошачьей породы, прыгнула на редакторский стол. Потоптавшись среди бумаг, она растянулась во всю длину и положила голову на мощные, пушистые лапы. Кэгэбэшник не обращал на нее ни малейшего внимания!
Как ни странно, присутствие хищного зверя придало Лилиан уверенность в себе. У нее не было уже никаких сомнений в том, что рысь очутилась здесь каким–то необычным, парадоксальным образом. И то, что присутствующие никак не реагировали на поведение этой кошки, наводило Лилиан на мысль о какой–то загадке.