Корабельные будни офицера 7-го ВМФ
Шрифт:
После сигнала горниста роты строились на училищном плацу в местах, отведенных для физзарядки. Из курсантских стихов Виталия:
В семь ноль-ноль у нас побудка,
А за ней команда – шутка:
«Веселей «сачки», бодрись,
На зарядку становись!».
Кстати, флотское выражение «сачок» – обозначающее моряка, отлынивающего от корабельных работ, «сачкующего» матроса, в контексте стихотворения, отлынивающего от физзарядки – «сачкующего» физподготовку курсанта, произошло от названия в царском флоте матроса, единственной обязанностью которого, было ловить артиллерийские гильзы после выстрела орудия. Этого матроса и называли «сачок».
Вот так, даже в шуточной терминологии переплетались нити исторической памяти и преемственности Российского Императорского флота и
Дежурный по училищу, в соответствие с погодой, назначал форму одежды на физзарядку. Если тепло – форма одежды – трусы, когда холодно – брюки и тельняшка. По окончании физзарядки проводилось «закаливание», то есть обливание холодным душем. Со временем это стало привычным и даже необходимым. После физзарядки и водных процедур следовал утренний осмотр. Старшины рот строили роты в спальных помещениях и проводили утренний осмотр. Командиры отделений осматривали прически и бритье курсантов, блеск латунных блях на ремнях и блеск ботинок, наличие пуговиц и бирок на обмундировании, чистоту гюйсов и отглаженность брюк. После утреннего осмотра роты строились на плацу и строем шли в столовую на завтрак. Двигались по территории и при переходе из одной учебной аудитории в другую курсанты строем. Передвижение по плацу разрешалось только по обозначенным осевым линиям. В обеденный перерыв дежурный по училищу и горнист располагались в центре плаца. Звучал сигнал горна, и роты строились перед учебным корпусом вдоль кромки плаца. По сигналу горна «Исполнительный» начиналось движение. Рота за ротой, дойдя до центра плаца, поворачивали и придерживаясь центра входили в столовую. Первыми входили младшие курсы, последними – четвертый курс. В училищной столовой стояли длинные, на роту, столы, вместо стульев были длинные скамейки. Рота заходила с двух сторон стола и поворачивалась к нему лицом. Садились и вставали из-за стола только по сигналу горниста «Исполнительный».
На столах уже стояли бачки с первым и вторым блюдами, один бачок на восемь человек, и чайник с компотом. Ближайший к бачку курсант становится «бачковым» и раскладывает еду по тарелкам. После обеда, первым выходил старший – четвертый курс, за ним младшие курсы.
По окончанию учебного дня, ужина и самоподготовки, проводилась вечерняя прогулка по территории училища. Шли на вечерней прогулке поротно, с песнями. Затем был вечерний чай, проверка наличия личного состава в ротных помещениях и полчаса свободного времени на личный туалет. В 23 часа проводился отбой. После этого всякие хождения по ротным помещениям прекращались. Только проштрафившиеся курсанты занимались приборкой в гальюнах, да командиры отделений некоторое время проверяли, как их подчиненные уложили на ночь на тумбочках свое обмундирование.
По субботам и воскресеньям, а для выпускного курса и по средам, разрешалось увольнение в город. Правда, курсант мог уволиться только тогда, когда у него не было учебной задолженности, если он не был назначен в наряд или в караул, если не имел дисциплинарных взысканий, содержал личное оружие в идеальном порядке, не имел замечаний по чистоте своего объекта приборки, и если, уже став в строй увольняемых, он не получал замечаний по своему внешнему виду или форме одежды от дежурного офицера.
Виталий Лоза любил курсантскую форму и гордился ею. После того как в октябре 1946 года им ввели золотые металлические якоря и белые канты на погончики, как у гардемарин Морского Корпуса, он с удовольствием щеголял с четырьмя золотыми шевронами на левом рукаве и золотыми якорями на плечах.
Форма его выглядела безукоризненно, но только на первый, неискушенный, взгляд. Особо была перешита у Виталия бескозырка – тулья была специально подрезана. Брюки клеш были без вшитых клиньев, но растянутые на фанерном клине, до требуемой курсантской модой ширины. Синий воротник – «гюйс» застиран до голубого цвета, что бы напоминал о долгом пребывании под морским ветром и солнцем. Вообще Виталька любил пофорсить.
Кстати, подобное отношение к своей форме было и у нас, курсантов Севастопольского ВВМИУ, в конце 60-х годов прошлого века. Хотя вещевая служба училища выдавала добротную и качественную курсантскую форму, сидела
На бескозырке первым делом ломался каркас. Некоторые вынимали из бескозырки пружину, и она становилась «балтийской». Особо перешивались брюки. Они должны были быть возможно более узкими в верхней части, в бедрах, и иметь максимальную ширину внизу. Вшивание клиньев не поощрялось, потому что командование заставляло клинья выпарывать. Брюки смачивались водой и растягивались на фанерных клиньях. И у нас некоторые любители флотской романтики обесцвечивали «гюйс» в хлорке. Особым «шиком» были выпукло-латунные пуговицы, украшенные якорем. Хотя уже много лет как выдавались плоские анодированные пуговицы из легкого сплава, но латунные пуговицы передавались по наследству. Мне такие латунные выпуклые, пуговицы на шинель и на бушлат достались от отца. Пуговицы приходилось часто чистить полировочной пастой до золотистого блеска, что тоже было частью традиций. Скажу, что эти латунные пуговицы затем перекочевали на мой офицерский китель и тужурку, и я получал за них замечания, даже будучи старшим офицером обучаясь в стенах Военно-Морской Академии.
Каспийское Высшее Военно-Морское училище располагалось в 15 километрах от города Баку. Внушительный, четырехэтажный, с колоннами на центральном портике и полуколоннами на боковых выступах, учебный корпус, строевой плац, вокруг которого располагались казармы, были обнесены высокой стеной.
Курсант Виталий Лоза в стихах, очень точно описал расположение своего училища:
Словно маленькая птичка,
Там у черта на куличках,
Посреди бугров косых
Примостился скромно «ЗЫХ».
Что внутри никто не знает,
Ибо все от глаз скрывает
Величава и стройна,
Как запретов всех основа
Толщины полуметровой,
Штрих – китайская стена.
Это общая картина,
Но ни строй и не рутина
Не сумели до конца
Уничтожить всех талантов
И как прежде у курсантов Благородные сердца.
Настоящего клуба в училище не было. Под клуб был приспособлен одноэтажный барак, находившийся на «Зыхе» примерно в километре от училища. В клубе проводились вечера с танцами, куда приглашались и просто приезжали девушки.
Если кто-то из курсантов Каспийского ВВМУ оставался без увольнения, то мог пойти в училищный клуб. Кстати, в клуб курсанты младших курсов тоже ходили строем. Виталий вспоминал:
А теперь в разгар субботы
Топот поднимают роты
И, не разжимая губ,
Строем посещают клуб.
Преодолеть все трудности и получить увольнительную, для курсантов расположенного далеко за городом Каспийского училища, было лишь половиной дела. Потому что, чтобы добраться до города, до остановки городского трамвая нужно было идти пешком около пяти километров, через перевал «Курсантских слез». Основным способом передвижения курсантов до города был, как тогда говорили: «Даш-баш» – то есть поездка на попутных автомашинах, как правило, в кузове грузовиков. Уволенные в город курсанты поднималась на верхний контрольно-пропускной пункт и останавливали попутные машины. Если те не останавливались, курсанты становились «стенкой» поперек шоссе принуждая водителей тормозить. Иногда в кузов набивалось столько увольняемых, что ехали стоя, держась за ремни друг друга. Курсанты забирались в грузовик ловко и быстро, хотя им и мешали палаши. Большинство водителей всегда останавливались, так как знали, что «сопротивление бесполезно», а деньги курсанты собирали и платили честно.
В альбоме Виталия есть стихотворение, посвященное увольнению курсантов КВВМУ в город. Читая его, словно видишь все своими глазами, так емко и правдиво написано:
Встанешь в строй, как на мученье,
Проклинаешь увольненье,
А тебя как экспонат,
Ввертят целый час подряд.
И преодолев все сферы,
Всех дежурных офицеров,
Посылая к черту всех,
Ты шагаешь по шоссе.
А у КПП обычно,
Прибывая методично,
Собирается порой
Увольняющихся строй.