Корабельный секретарь
Шрифт:
– М-м… Больше ничего нет?
– Почему нет? Колониальная администрация прямо-таки заваливает нас заявками, но ведь вы, наверное, не захотите работать по контракту десять лет в какой-нибудь паскудной дыре в созвездии Мухи… Остается земной космофлот. Вот, скажем, корвету «Нахальный» требуется ревизор, контракт трехлетний, отдельная каюта, жалованье сносное, премиальные, особая плата за страх…
– За страх? – Посетитель встрепенулся.
– Разумеется, за страх. Если бы где-то приплачивали за удовольствие, я бы первый туда кинулся, хе-хе…
– Простите, но ведь на данный момент метрополия не находится в состоянии войны, не так ли?
– А что считать войной? – риторически изрек Прохазка. – Полицейская операция на одной из окраинных планет – это война или нет? А миротворческие миссии? Как всегда: войны нет, а трупы есть.
– Это намек?
– Что вы, никакого намека. Лично я не имею ни малейшего понятия о ближайших планах Адмиралтейства относительно данного корвета… да и странно было бы, если бы я их знал. Мне только известно, что судно военное и что иной раз за страх платят и в мирное время. Ну как, согласны рассмотреть?
– Вы еще спрашиваете! Конечно, согласен! В случае успеха не премину отблагодарить вас чем сумею.
Господин Прохазка хрюкнул и вдруг широко улыбнулся. Упиваясь неожиданным, удивившим его самого сочувствием к ближнему, он пребывал в великолепном настроении и был не прочь проявить еще и щедрость:
– Один персонаж брал взятки борзыми щенками, а я беру грибными местами. Вы покажете мне свои излюбленные грибные места, и мы пойдем вместе собирать трюфели. С хряком Чемпионом. Когда вернетесь. И если вернетесь, разумеется…
Глава 3
Не «наглый», а «нахальный»
В вагоне третьего класса благоухало, разумеется, не лавандой, хотя крошечная уборная, как ни странно, оказалась в полной исправности. Арсений поморщился, но не удивился. В третьем классе всегда найдутся любители сделать лужу на полу в тамбуре, а следящего за порядком киберкондуктора в принципе можно обмануть – Арсений не знал как, он знал лишь, что это возможно. Жизнь люмпенов скучна, и они разнообразят ее по-своему.
Любопытно, что у многих из них хватило бы мозгов, чтобы вести куда более достойный образ жизни в должности квалифицированного мастерового, техника или даже инженера. Нет, не желают… Почему? Что это: своеобразная форма протеста против общественных устоев – или обыкновенная лень людей, знающих, что им не дадут помереть с голоду?
Третий класс… Всегда в голове состава, мчащегося со скоростью пятьсот верст в час. А вагоны класса «люкс» всегда позади. Глупо. Если откажет электромагнитная подвеска и весь состав брякнется на брюхо, всем достанется поровну. А если на полной скорости произойдет столкновение, сминаемые в гармошку головные вагоны все равно окажутся недостаточным амортизатором удара. В этом случае вся разница между отутюженным тайным советником с безукоризненными манерами и какой-нибудь завшивевшей образиной, гадящей мимо унитаза, будет заключаться в том, что образину расплющит сразу, а тайный советник проживет еще секунду-другую, так что, возможно, даже успеет осознать ближайшую перспективу и испугаться… Интересно, ему это очень надо?
Третий класс. Помойка. Виварий. Место, где тебя могут запросто оскорбить. Место, которое оскорбляет само по себе. Всем прекрасно известно, что в случае драки или какого иного бесчинства киберкондуктор мигом превращается в киберкопа: отключает вентиляцию и наполняет вагон усыпляющим газом. И все равно драки и бесчинства здесь нередки. Сиденья – жесткие, с глубоко вырезанными надписями хамского содержания, вдобавок безграмотными. И запах, запах… Неистребимый, несмотря на вентиляцию. Навечно въевшийся в пористый пластик обшивки.
Вагон скрипел и раскачивался; внизу под полом что-то ныло на высокой ноте с омерзительным упорством бормашины. За грязным стеклом мелькали пейзажи – так быстро, что болели глаза. И все-таки смотреть вовне было приятнее, чем изучать вагон и его пассажиров. Несмотря на отвратное амбре, хотелось есть, а еще больше пить. Облизнув пересохшие губы, Арсений подавил в себе желание поискать по карманам неучтенную купюру. Откуда ей там взяться? Отходя от билетной кассы, он пересчитал оставшуюся наличность: два имперских кредита и шестнадцать российских рублей, не считая мелкого никеля. Хватит на одну ночь в наидешевейшей гостинице, но на еду и бутылку воды уже не хватит…
Он солгал, что не нищ. Язык не повернулся признаться этому кругленькому благополучному уполномоченному в том, что поиски места продолжаются уже столь долго и тщетно. В том, что они распылили все накопления, и без того не слишком большие. Растаяли и деньги, взятые у друзей под честное слово. Теперь он беднее любого голодранца и может рассчитывать лишь на жалованье на новом месте службы. Быть может, дадут аванс?..
Возможно.
Худо, если нет.
И, что уж совсем противно, винить следует только себя самого.
Арсений скрипнул зубами. Амеба! Улитка мягкотелая, слизень голый! Вот уж точно, что теперь голый! Служил, да. Как все. Дослужился до коллежского секретаря, что к тридцати годам вполне нормально, то есть средне. Типичный середнячок. Аккуратный служака без инициативы, без честолюбия. А впрочем, будь ты хоть безмерно инициативным, хоть честолюбивым, как Цезарь, – в земской канцелярии это ровным счетом ничего тебе не даст, разве что лет через тридцать, как справедливо заметил старший уполномоченный…
Взять взаймы больше не у кого. Не у Риты же. Никакая финансовая структура, хоть государственная, хоть частная, хоть подпольная, не даст кредит без обеспечения. А обратись-ка хоть раз за государственным пособием по бедности – неминуемо попадешь под идентификацию личности и уж тогда можешь навсегда забыть о потомственном дворянстве. Самое обычное дело. Что бы потом человек ни совершил, считается: раз обратился за пособием, значит, неудачлив, безынициативен, бесперспективен, сам на себя махнул рукой. Пролетарий в римском смысле. Клеймо на всю жизнь. И о карьере забудь. Хорошо, если не лишат личного дворянства решением сословного суда, – были прецеденты…