Корабельщик
Шрифт:
Амос несколько растерялся, бросился листать записи и наконец наткнулся на нужную.
– Собственной нашей конструкции, господин Рустиков, – гордо ответил он, протягивая Максиму лист пожелтевшей бумаги. – Инженера Трифонова изобретение. Использовать раньше случая не представлялось, зато теперь не преминем самое лучшее соорудить. Из дерева будет изготовлена половина деталей, остальные удалось поставить на производство из металла. Но конструкция нисколько не изменилась, зато резко повысилась надежность откатного устройства.
– Известное дело, самое лучшее, – проворчал товарищ министра. Бережно приняв лист, он вгляделся в выцветшую схему и собственноручную подпись Фаддея, учиненную в углу спецификации. – Эх, какой талантливый инженер у вас
– Неужели, господин Рустиков? – с преувеличенным любопытством подался вперед Амос.
“Этот парень просто блестяще владеет манерами, – мысленно усмехнулся Максим. – И в оружии разбирается… Люди Кастора, как всегда, не ошиблись”. Он приподнял серебряный колокольчик, лежавший на бархатной подложке, и ударил по нему серебряной же ложечкой. Спустя минуту в кабинет вошла девушка в строгом платье и молча поставила на стол поднос с пирожками и двумя чашками заморского кофея.
– Спасибо, Еннафа… Он ведь не только лафетами занимался, знаете ли, – продолжал Максим. Оба собеседника, умиротворенно вдыхая кофейный дух, принялись смаковать дивный напиток. – И химик был приличный, и механик. Помнится, еще в Ориене ему пришло в голову выловить из моря утопшие дольменские снаряды и разобрать их.
– Что вы говорите!
– Именно. Обо всех деяниях Фаддея вряд ли уместно тут рассказывать, много их было. Неистребимо верил он в математическое совершенство мира и старался постичь его. – Максим знал, что этот экскурс в биографию какого-то полузабытого инженера совершенно неинтересен Поликарпову, но собственная память, ожившая при виде имени Фаддея, значила для него много. К тому же он давно привык не обращать внимания на личные чувства исполнителей – промышленников и конструкторов. Амос же пусть греет себя мыслью, что сам руководитель проекта Рустиков угостил его кофеем и поделился воспоминаниями молодости. – Да только напрасно политикой увлекся, – добавил Максим после продолжительного молчания.
Поликарпов шумно сглотнул и с тревогой уставился на товарища министра. Наверное, тщится отыскать в его словах намек.
– Да, и химия порой может привести к насильственному освобождению… В соединении с политикой, конечно, – со смешком добавил Максим и поставил чашку. – Будьте готовы через месяц отчитаться о ходе отливки пушек.
Амос подхватил портфель, сунул в него документы и ушел, а товарищ министра вернулся к повседневным делам. Все-таки проект постройки броненосца был не самым важным в деятельности Военного ведомства, и без него хватало забот. Гарнизон в Сореле опять будоражат нелепые слухи о подчинении личного состава дольменскому командованию… Солдат в Монтреоле по неосторожности, при разгрузке транспорта “Большая Прискелла” утопил в Кыске ящик снарядов, и разыскать его в иле не удалось… Трибунал гарнизона в Петрополисе освободил шесть обмороженных патрульных, и местный начальник-майор требует внеочередного пополнения… Архитектор Несторов просит высочайше утвердить новаторский проект Павильона, предназначенного для первой Всемирной выставки промышленных товаров…
На последней бумаге уже имелись благосклонные закорючки десятка министров и глав всевозможных комиссий, и Максим тоже не стал возражать. Тем более, эскизы будущего здания на месте сгоревшей группы деревянных домов, на углу Архелаевой и Роландской улиц, выглядели симпатично. Глядишь, да и создаст оно противовес мрачному строению Храма, стоящему по соседству.
Покончив с кипой документов, важных и не очень, Максим взглянул на часы и поспешил к выходу. К счастью, сегодня никто не ломился к нему на прием, и уйти со службы можно было без задержек. Постовые в нарядных зеленых мундирах, торопились вытянуться и прищелкнуть каблуками, вздымая штыки едва ли не к самому потолку.
“Пузырь-88” – новейшая модель – ждал его у парадного подъезда ведомства. При виде начальника шофер поспешил выскочить и открыть дверцу. Запахнув плащ, потому что поливал дождь, и прижав воротник к шее, Максим проскочил тротуар прямо по луже и втиснулся в салон. От Агапита резко пахло воловьей кожей, сам он щеголял в колоссальных крагах и ботфортах, а куртка и штаны поскрипывали при каждом движении упитанного шоферского туловища. Физиономия Агапита вечно лучилась залихватской улыбкой, из-за нее Максиму казалось, что водитель мобиля не совсем понимает, чем он занимается за рулем во время движения. Но ездил Агапит лихо, ухитряясь сбить не больше трех бестолковых горожан за поездку. При этом Аглае очень нравилось звонко дуть в клаксон, распугивая неосторожных пешеходов, которые так и норовили перебежать дорогу перед самыми колесами. Тогда ребенок с шофером на пару заливались смехом. Аварии же, особенно с жертвами, заставляли обоих размазывать по лицам сопли и слезы огорчения. В общем, характером и всем прочим Агапит мало отличался от подростка.
Путь до особняка, стоящего на пересечении Пароходной и Кукшиной, не занял много времени. Уже через десять минут Максим поднялся по высокому крыльцу и вошел в дом, который купил в начале этого года, у одного разорившегося промышленника. От соседних этот дом отличался тем, что по обеим сторонам крыльца стояли медные мортиры тридцатилетней давности, а рядом с ними громоздились ядра. Наверное, из этих орудий даже можно было выстрелить.
– Харита! – крикнул товарищ министра в дверь кухни, откуда валил пар и доносилось шипение масла на противне. – Госпожа Еванфия уже готова?
– Дак только отослала меня, сударь! – Наружу выскочила румяная девка. – Причапуривается, поди.
– Опять на открытом огне готовишь?
– Дак я что, быстрей же так… Госпожа Касиния только из Вирситета прибыли, куропатку требуют.
– Эх, опоздаем, – пробормотал чиновник, махнул рукой и быстро, перепрыгивая ступени, пошел наверх, в дортуар.
Навстречу ему показалась Гликерия с шевелящимся свертком, она вела за руку Аглаю, а Мелания шла немного позади, отчего-то насупившись. Она прижимала к себе плюшевого зайца с разноцветными ушами, подаренного ей на день рождения. Все обрадовались, но только Аглая, разумеется, позволила себе тут же повиснуть на шее Максима. Теплая, подбитая мехом куртка делала девочку круглой. Свободной рукой Максим притянул к себе Меланию, та мгновенно оттаяла и хлюпнула носом. Уже сейчас в ней можно было рассмотреть черты Прова, бывшего мужа Еванфии.
– Куда же вы в дождь-то? – озабоченно спросил товарищ министра и заглянул под уголок конверта, где свирепо, но молча брыкался двухмесячный Кандид. Только соска, которую он с остервенением жевал, спасала уши домочадцев от его могучего крика.
– Тарантас возьмем из стойла, – твердо произнесла Гликерия. – Детям потребно гулять, сударь. Я в окошко глядела, на западе небо уже чистое.
– Конечно, конечно… Я разве против?
Он поцеловал Аглаю, подергал соску Кандида, чем заметно озадачил малыша, и еще быстрее двинулся наверх. Войдя в спальню, он застал Еванфию возле зеркала – она наносила на лицо последние штрихи. Торопясь, Максим переоделся в черную фрачную пару. На фоне темной ткани белый пластрон рубашки засверкал словно снег, а вишневый галстук-бабочка распустил яркие крылышки. Покончив с собственным одеянием, он властно потянул жену за талию и оттащил-таки ее от зеркала.
– Уже красиво, – сказал товарищ министра. – Пойдем же, опоздаем к началу.
– Как я выгляжу? – поинтересовалась Еванфия. Она выбрала темно-синее платье с белым воротником и черные прюнелевые ботики, купленные еще Февронией.
– Великолепно, – искренне ответил Максим. – Ты у меня самая красивая. – Он потянулся к щеке жены губами, но она со смешком отгородилась от него ладошкой.
– Пудру сотрешь, безобразник.
Они под руку спустились на первый этаж, где совсем уж трудно было дышать от сизого дыма, валившего из двери кухни. Впрочем, клубы его быстро рассеивались сырым сквозняком – Харита, испугавшись собственных “кулинарных успехов”, поспешила распахнуть окна.