Корабельщик
Шрифт:
– Ах, только вы тут можете понять меня, сударь, – проговорила она по-дольменски, закатив подведенные синим глаза. – Эта дурочка Саввина не поняла ни слова. И остальные тоже. Кажется, они даже смеялись надо мной, нахалы!
Валторны и альты вступили в дело, и не хватало только грома большого барабана. Но танцевать под бывший государственный гимн Селавика! Поистине сегодня день чудес – мало того, что вывесили портрет предпоследнего Короля, так еще и гимн сыграли в новой редакции, превратив его в подобие вальса.
– Вы не устали, мадам?
– Ничуть, Макси. Хочешь, поднимемся куда-нибудь повыше? А кстати,
– Я тоже… Не стоит, сударыня, господин Кенсорин и другие приглашенные могут увидеть нас. Лучше как-нибудь потом.
– Потом? – прищурилась она. – Мне бы следовало прогнать вас, сударь, за дерзость, но я прощу вас как дикаря и невежу. – На минуту Антония отвердела и отстранилась от чиновника, гордо задрав подбородок. Максим после мимолетного недоумения сообразил, в чем причина ее перемены, и примирительно улыбнулся.
– Простите, сударыня, я еще так мало знаком с практикой ваших национальных обычаев, – сказал он и вновь привлек женщину к себе. У него уже начала кружиться голова от мелькания светящихся рожков и свечей на высоких люстрах, шума и омывающих его волн запахов – пота, пищи, парфюма, воловьей кожи и прочих, трудноразличимых.
К счастью, в этот момент музыка наконец смолкла, Максим отодвинулся от жены атташе и поклонился.
– Да, волочь вас куда-то было бы не совсем тактично, – пьяно усмехнулась Антония. Прежде чем покинуть партнера, она окинула его протяжным взглядом, но Максим продолжал улыбаться с прохладной вежливостью.
Не хватало еще нажить себе врага в лице какого-нибудь дольменца или даже самого посла Лонгина. Взаимоотношения внутри их миссии по-прежнему оставались для Максима загадкой, хоть он и провел в посольстве больше времени, чем любой из селавикцев, не считая разве что Акилы Боянова.
Пришла пора промочить горло, однако вишняка на столах уже не обнаружилось, и пришлось хлебнуть дольменского вина. Возле портьеры, отгородившей эту часть Тронного зала от музейной части с пыльными скульптурами, он заметил живописную группу высших чиновников республики и поторопился к ним.
– Ну наконец-то, сударь! – приветствовал его Кенсорин. – Ваш коллега отдувается за двоих, переводя сразу множество фраз. Где же вы пропадали? Вашего мнения как советника господина Магнова нам и не хватало. Верно, Элизбар?
– Вы и сами отлично говорите по-селавикски, – польстил атташе Максим.
– Точно, – кивнул Магнов, слегка поседевший военный министр с хронически усталыми глазами. – Кенсорин, правда, уже успел пожурить меня за то, что я внедрил своего шпиона к нему в миссию, ну да ведь когда знаешь противника в лицо, он совсем не страшен, верно? К тому же в такой день, по-моему, все дольменцы словно стараются придумать что-нибудь особо нелепое и вызывающее.
– Верно, верно, я тоже заметил, – подхватил Прохоров, тучный генерал-интендант с полным набором боевых наград на кителе. Они позвякивали при каждом колыхании его живота, а случалось это довольно часто. – Ваши поставщики снуют в моем отделе, как тараканы на кухонном столе. Заметьте, я не запрещаю своим гвардейцам пропускать их.
Все негромко рассмеялись.
– В такой нелепый праздник, как День Равенства, можно наслушаться самой разной дичи, – заметил председатель фракции фругиферов в Собрании Власий Луппов. Еще одним человеком, находившимся в этой группе гостей, был Акила Боянов, личный переводчик посла Лонгина со стороны Селавика. – Я буду рад, если на земле Селавика он не приживется. И все же времена шпионов и вражды, надеюсь, благополучно миновали. Пора делами доказать единство наших народов.
– Солнце ясное, да вы же не в своем Собрании болтунов, Власий! – воскликнул генерал. – Избавьте нас от вашей звонкой риторики.
Тут к ним присоединился с полным бокалом дольменец в скромном черном камзоле и узких брюках. В его правом глазу поблескивало стеклышком пенсне. Это был крупный фабрикант, известный в деловых кругах под именем Кастор. Он часто бывал в Селавике, особенно во время распределения крупных военных заказов и при распродаже собственности разорившихся капиталистов. По слухам, этот малозаметный человек владел через свои компании едва ли не половиной селавикской тяжелой промышленности – выплавкой стали, трубным прокатом, вытяжкой проволоки, фабрикой мобилей в Навии, паровозным депо, угольными шахтами и многими другими предприятиями.
– Вот все и в сборе, – с теплой улыбкой сказал он. – Сударь мой, господин Боянов, я только что видел несчастного Лонгина, которого осаждают распаленные дамы. В том числе и ваша супруга, Прохоров. – Он шутовски склонил голову в сторону генерал-интенданта.
– Смерть с ней, Кастор! – утробно хохотнул Прохоров.
Боянов кривовато улыбнулся и отошел в сторону – он был на редкость сообразителен и точно знал, что и когда нужно сделать. Махнуть рукой и сказать что-то вроде “Сам поди разберется, у него и дольменский переводчик под рукой есть” было бы не в его стиле. Вокруг пятерки важных персон, причастность к которой Максим ощутил с некоторым удивлением, образовалось пустое пространство, танцующие и просто слоняющиеся гости старательно избегали приближаться к этой компании ближе чем на три-четыре сажени. Даже звонкие звуки музыки, похоже, с трудом пробивались к важным сановникам, политику и фабриканту. Максим заметил, как к ним попытался подойти Евграф, но словно наткнулся на прозрачную стену из холодного стекла и скрылся в толпе. Будь у него хвост, тот бы наверняка поджался.
– Как вы можете пить этакую дрянь, Кастор? – проговорил Луппов, брезгливо косясь на бокал в руке дольменца.
– Дряни со спиртом не бывает, – возразил тот. Говорил он на родном языке Максима, причем весьма чисто, разве что немного обрезая окончания слов, будто мысли в его голове обгоняли медлительный язык. Однако понять его можно было без труда. – Кстати, любезный генерал Прохоров тут упомянул о риторике. А я хочу указать вам на фактическое наполнение слов уважаемого Власия. Может быть, кто-то не заметил присутствия Короля в этом зале?
Все невольно оглянулись, будто и в самом деле среди празднично разряженных гостей мог прохаживаться с видом хозяина бывший монарх Селавика.
– Да ведь Афиноген XXVIII помер за пять лет до глупой гибели Викентия XIX Кукшина, – с недоуменной обидой сказал генерал-интендант. – Что за балаган вы тут устроили с Лонгином?
– Будет тебе, Прохоров, – сверкнул стеклом пенсне Кастор. – Афиноген-то был приличным Королем, не то что ваш малолетний Викентий. Тот вообще ничем, кроме мальчиков, не интересовался. Афиноген же титаном был, сам границу объезжал.