Корабль, идущий в Эльдорадо
Шрифт:
И я ушел.
26
Последний сеанс в кинотеатре, где работал Дерябин, начинался в десять вечера. У стеклянного окошечка кассы никого не было. Скучающая кассирша покрывала ногти перламутровым лаком.
— Хороший фильм, не знаете? — спросил я у нее.
— Эротика, — с гримасой отвращения ответила она. — Пойдете?
Я кивнул.
— Тогда берите сразу пять билетов.
«Да, все в жизни повторяется, — подумал я, — и тут уж ничего не поделаешь». Но на сей раз я не стал с ней спорить, а купил пять билетов и прошел в пустой зрительный зал.
Свет погас, и на экране замелькали голые тела.
А я опять перенесся в «президентский» номер и танцевал с Ксенией при свечах, сжимая ее податливое тело и целуя чувственные губы… Это было прямо какое-то наваждение. «Боже мой, грустно-то как», — думал я, глядя на экран, где парочка занималась любовью…
Когда фильм кончился, я зашел к Сереге.
— А, Руднев, это ты. А я думаю, что там за дурак приперся на последний сеанс. Как делишки?
— Прекрасно, — сказал я, — просто прекрасно. Ксения мне изменила.
— Ну, положим, она мне изменила, — уточнил Серега.
— Тебе она изменила со мной. А мне — с Бавариным.
— С Бавариным? С тем самым?!
— Да. С тем самым.
— Ни фига себе, — покачал он головой. — А я вчера его фильм крутил. Очень талантливый режиссер.
— С чем тебя и поздравляю.
Дерябин выставил на стол две банки пива.
— Давай все по порядку.
Я подробно рассказал о своем любовном послании, о нашем разговоре на скамейке у озера и даже о том, как я переспал с Ольгой. Рассказывая, я с новой силой ощутил горечь от того, что Ксения предпочла Баварина, а не меня. Стало так обидно…
— Увы, несовершенен этот мир, — философски изрек Серега, попивая пиво. — Ты любишь Ксению, а спишь с какой-то Ольгой. Ксения любит меня, а спит с тобой и Бавариным. Баварин любит свою жену, а та спит с негром, хотя наверняка любит кого-то третьего. Я не удивлюсь, если негритянка, с которой я случайно переспал в экспрессе «Москва — Новороссийск», окажется женой этого самого Джима. Да, несовершенен мир, — повторил он, качая головой. — Но мир и должен быть несовершенен. Как только он станет совершенным, он тут же погибнет.
— Серый, кончай блистать интеллектом, — поморщился я. — Лучше посоветуй, что мне теперь делать?
— Харакири, — посоветовал Серега.
Я пропустил его совет мимо ушей и снова принялся бередить кровоточащую рану.
— Представляешь, я ей в любви объясняюсь, а она мне про Баварина, какой он бедный и несчастный…
— Не переживай, Руднев. Женщинам не стоит верить на слово. Они говорят об одном, думают о другом, а отдаются третьему.
— Ты хочешь сказать, что Ксения меня все же любит?! — ухватился я за его слова, как утопающий за соломинку.
— Во всяком случае, отвращения она к тебе не испытывает. Что же касается Баварина, то, я думаю, Ксения его просто пожалела. Певица из кабака вон тоже тебя пожалела, не так ли? Наши русские женщины очень жалостливые. Их хлебом не корми, дай только с кем-нибудь пострадать. А тут такая знаменитость и одновременно с этим глубоко несчастный мужик. Как не пожалеть?..
Я в возбуждении прохаживался по узкому пространству между стеной и кинопроекторами.
— А вдруг она его все-таки любит? — не оставляли меня сомнения.
— Никогда, Руднев, не надо думать хуже, чем есть на самом деле. — Серега допил пиво и, смяв банку, выкинул ее в мусорную корзину. — Разве она тебе говорила, что любит Баварина? Нет. Еще раз повторяю: она его пожалела. А любовь и жалость — разные вещи, хотя в чем-то и схожи. Если бы Ксения действительно любила Баварина, то называла его по имени, а не по имени-отчеству.
Последний Серегин аргумент показался мне несколько натянутым.
— Что за ерунда, — раздраженно сказал я. — Называть Баварина по имени просто его возраст не позволяет.
— Трахаться с ним ей возраст позволяет, а называть по имени не позволяет.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь?
Дерябин взял со стола мою банку пива, которую я даже не открыл.
— А к тому, Руднев, что нам надо забыть на время взаимные распри и объединиться против общего врага — Баварина. Помнишь, как русские князья объединялись против татаро-монголов?
Непонятно было, шутит он или говорит серьезно.
— Ты шутишь, что ли?
— Вполне серьезно. Нам надо отбить Ксению у Баварина.
— «Нам», — саркастически хмыкнул я. — И каким же образом?
— Давай думать.
И мы начали думать. Вернее, Серега начал думать, а я все ходил и ходил из угла в угол. При этом поймав себя на мысли, что в точности такая же картина наблюдалась несколько дней назад. У Дерябина дома. Я ходил из угла в угол, а Серый размышлял о том, где бы достать доллары…
— Есть! — выкрикнул Серега. — Есть одна совершенно фантастическая идея!
Я подскочил к нему.
— Ну?! Ну?!
— Познакомь Баварина со своей матерью. Я уверен — она не упустит такой лакомый кусочек.
В первую минуту я даже не нашелся, что ответить. Просто ошалело глядел на его довольную физиономию.
— Нравится идейка? — спросил Дерябин.
Идейка казалась мне чудовищной.
— Как ты можешь такое предлагать?! — с трудом сдерживая закипающую в душе ярость, сказал я.
— А что? — искренне удивился он. — Твоя мать наверняка клюнет. Сам же говорил — она сейчас не замужем. А куда Ксюшке тягаться с этакой волчарой!