Корабль, идущий в Эльдорадо
Шрифт:
На одной из могил горела свеча. Ксения остановилась.
— Мне сегодня ночью приснился страшный сон, — сказала она, глядя на свечу. — Словно бы я держу в руках толстую книгу в черном переплете. Как бы телефонный справочник. Только вместо номеров указан год смерти. И я во сне, зная, что сплю, листаю этот справочник. Все хочу себя отыскать… Но так и не нашла. — Ксения помолчала. — Мне кажется, со мной в ближайшее время что-то случится.
— Да бросьте вы, ей Богу, — поморщился я.
Все так хорошо начиналось, и вот —
— Нет, нет, — стояла она на своем. — Точно что-нибудь произойдет. Какая-нибудь гадость. Я редко ошибаюсь, особенно в неприятном.
— Ерунда все это. — Я обнял ее за плечи. — Давай лучше поцелуемся.
— Ишь какой шустрый, — прищурилась Ксения.
— Просто у меня сегодня сексуальное настроение, — сказал я как бы в свое оправдание.
— Ну, тогда давай.
Мы начали целоваться. Моя рука нащупала замочек «Молнии» на черных джинсах. Я потянул его вниз. Пальцы ощутили тонкие шелковые трусики и под ними бритый лобок.
— Перестань! — резко отстранилась Ксения.
— Почему?
Не ответив, она быстро пошла к машине. Я поплелся следом. Настроение опять испортилось. Как, впрочем, и хорошая погода. Небо заволокли тучи. Стал накрапывать дождик. А когда мы поехали обратно, по крыше «кадиллака» забарабанили крупные капли. Начался настоящий ливень.
До самого города Ксения не проронила ни единого слова.
9
Матери дома не было. На столе лежала записка.
«Тебе звонил Журавлев. Оставил телефон…» Далее следовал номер.
Я позвонил.
— Слушай, старичок, — не здороваясь, заговорил Журавлев, — у меня к тебе срочное дело. Ты не можешь через часок подгрести к гостинице «Северной», то есть к отелю «Северный Палас»?
Я сказал, что могу, и он, не прощаясь, бросил трубку.
— Этот твой Баварин какой-то чокнутый, — с ходу затарахтел Журавлев, едва мы только встретились. — Я, конечно, понимаю, знаменитость и все такое… Но всему же есть предел! Ты думаешь, когда я его сюда привез, он пошел на фуршет?! Черта лысого! Был форменный скандал. Народ-то собрался… И я же оказался крайним. Не сумел, видите ли, подобрать ключик к великому человеку. — Он на минуту замолчал, переводя дыхание.
— А я тут при чем?
— Понимаешь, старичок, главный задумал серию передач о Баварине. И первая передача — большое интервью с мэтром. Вот он меня и послал взять это интервью. Хочет, гад, лишний раз подставить. Ведь ему отлично известно, что Баварин отшил всех журналистов, которые к нему тут подкатывали…
— А что ты от меня хочешь? — все еще не понимал я.
— Пойдем вдвоем, а?! Может, при тебе он себя по-другому поведет.
— Ладно, — согласился я, хотя очень сомневался, что при мне Баварин станет вести себя по-другому.
Мы прошли сквозь стеклянные двери, которые открылись сами собой, и оказались в просторном холле с мягкими ковровыми покрытиями, зимним садом, представительным усатым портье и двумя крепкими молодцами в пятнистых комбинезонах.
Журавлева здесь, как видно, хорошо знали. Портье вежливо улыбнулся. Крепкие ребята пожали нам руки.
— Баварин у себя? — деловито спросил Журавлев.
— У себя, у себя, — с готовностью покивал портье. — Только он никого не велел к себе пускать. «Я, — говорит, — новый шедевр обдумываю».
Журавлев презрительно фыркнул.
— Сейчас поглядим, какой он там шедевр обдумывает.
Мы вошли в лифт. Журавлев нажал кнопку последнего этажа.
— Гостиницу купил местный долларовый миллионер, — стал объяснять он по дороге. — И переоборудовал ее по европейским стандартам. А за городом, прямо в лесу, целый санаторный комплекс строит. Здесь же недавно обнаружили жутко целебный источник. Скоро у нас будет настоящий курорт.
Лифт остановился. Двери открылись.
Перед нами был узкий коридор с выкрашенными желтой краской стенами. На дощатом полу лежала потрепанная дорожка.
— Это теперь такие европейские стандарты? — спросил я.
— Да нет. Последний этаж еще не переделывали. А Баварин отказался жить в дорогом номере. «Чем выше личность, — говорит, — тем скромнее ее желания».
Мы подошли к обшарпанной двери.
— Стучи, — приказал Журавлев.
Я постучал.
— Кто там? — раздался из-за дверей недовольный голос Баварина.
Я назвал себя и сказал, что пришел узнать насчет своего сценария, как мы и договаривались. Ответа не последовало. Я толкнул дверь, мы вошли. В нос сразу же ударил резкий запах давно не проветриваемого помещения.
Это был типичный гостиничный номер: кровать, кресло, стол… Входя, я случайно поддал ногой пустую бутылку. Бутылка покатилась.
Замызганный пол был усеян окурками.
А сам Баварин — выдающийся кинорежиссер, почетный председатель, заслуженный деятель и т. д. и т. п. — валялся на кровати в мятой одежде и грязной обуви. При нашем появлении он с трудом оторвал голову от подушки и окинул нас долгим блуждающим взглядом. Лицо его было опухшим и небритым — типичное лицо алкаша в период запоя.
Первым заговорил Журавлев.
— Здравствуйте, Евгений Петрович, — с фальшивым воодушевлением сказал он. — Ну, как вы устроились? Как отель?
— Это не отель, — мрачно произнес Баварин, — а ночлежка.
— Вы можете в любой момент переехать в номер-люкс.
Баварин ничего не ответил.
Видимо, устав держать голову на весу, он снова откинулся на подушку. Журавлев растерянно поглядел на меня. Я пожал плечами.
— Евгений Петрович, — предпринял он новую попытку завязать разговор, — наша телекомпания решила сделать цикл передач о вашем творчестве. Мы пришли вас снимать.