Корабль мертвых. История одного американского моряка
Шрифт:
Но «Йорика» выглядела ужасно. Ее экипажу давали, наверное, такую плохую еду, что люди на палубе двигались еле-еле. Им только поддерживали жизнь, так мне показалось. Невозможно набрать полный экипаж для такого тяжелого неуклюжего корыта. И все же я видел матросов на палубе. В этом была какая-то тайна. Как можно уйти на таком чудовищном грязном судне из солнечного порта, в котором кипит жизнь? Наверное это корабль мертвых, подумал я. Наверное они все там уже умерли. Пусть акула поддаст мне хвостом под зад, если я не докопаюсь до этой тайны. Я же видел, с какой неохотой «Йорика» ползла мимо скал. Ее капитан был ослом. Yes, Sir! Если бы он отпустил поводья, если бы не тащил это корыто в море насильно, может «Йорика» бы и ожила. Самый последний юнга справился бы с «Йорикой» лучше, чем он. Такой деликатной даме, как «Йорика» нельзя грубо указывать направление. Она слишком страшна для этого. В сверкании и зное ползла она медленно покряхтывая, постанывая, и я не мог не укорять лоцмана в такой ее неуверенной поступи. Он ничего не знал о своем корабле. А «Йорика» о чем-то догадывалась. О чем-то таком, о чем пока не знал никто. И чем ближе она подходила к молу, на краю которого
21
На носу «Йорики» стояли матросы, свободные от вахты, и смотрели, прислонясь к фальшборту, на землю, будто пытались запомнить ее навсегда. Я немало повидал в африканских и южноамериканских портах оборванных, грязных, обовшивевших, обносившихся моряков, но эти выглядели так, будто только что потерпели крушение. По сравнению с ними я выглядел элегантно, хотя на берегу меня давно принимали за бродягу. По сравнению с ними я казался шейхом, а то и повелителем хористок из Зигфильд-варьете в Нью-Йорке. Господь простит мне мои грехи, но «Йорика» выглядела как корыто, за которым охотятся все военные суда мира. Пиратский корабль, экипаж которого не стесняется грабить китайские джонки с овощами. Святой Посейдон! Как гадко и страшно все они выглядели. У одного голова обмотана грязным тюрбаном, сооруженным из женской нижней юбки, у другого на голове черный цилиндр. Сборище уродов. Бывает ли что-то подобное? Может еще час назад этот человек служил трубочистом, не знаю. Или на самом корабле чистил трубы. Может на «Йорике» трубы чистили только натянув на голову такой цилиндр, не знаю. На разных кораблях свои порядки. «Йорика» не выглядела кораблем, на котором порядки могли меняться часто, скорее, они поддерживались на ней тысячелетиями. Да и глупо натягивать на голову морской берет, если на теле фрачная жилетка. Возможно, этот человек просто бежал с собственной свадьбы, вполне допускаю. Нет, лучше виселица, чем такой корабль! Солнечную Испанию нельзя покидать на таком корыте. Ах, моя девчонка в Новом Орлеане, вспомнил я вдруг. Ах, чудесный Джексон-сквер! Ах, как далеко все это! Нет, долой «Йорику», к черту грязное корыто! Наденем-ка на крючок еще кусочек колбасы. Пусть «Йорика» уходит, не хочу о ней помнить. Я даже не смотрел на нее, пока она медленно тащилось вдоль берега. Но когда морские разбойники оказались совсем близко, я услышал:
– Эй! Ты моряк?
– Да, сэр.
– Хочешь получить работу?
Он не мог похвастать своим английским, но я его понимал. Далась им эта работа! Надеюсь, он крикнул не всерьез. Есть ли у меня работа? Я затрепетал. Бывают вопросы, которых боишься больше, чем архангела Михаила, сзывающего на Страшный суд. Одно дело искать работу, другое дело, когда тебе ее навязывают. Как все моряки, я суеверен. На корабле в море рассчитываешь на случай, следовательно, нельзя прожить без суеверий. Именно они вынуждают моряка сказать «да», когда его спрашивают, хотел бы он получить работу. Если ответить «нет», непременно накличешь на себя тысячу несчастий и никогда в жизни уже не найдешь корабля, где бы тебе предложили работу. Иногда найти работу помогает удачно рассказанная история, а иногда, не дослушав тебя, люди начинают звать полицию. Суеверность не раз позволяла мне принимать самую неожиданную работу. Я не мошенник, нет, просто на вопрос о работе нельзя отвечать отрицательно. По этой причине в Гуаякиле (Эквадор) я работал на кладбище. А на ярмарке в Ирландии продавал по щепкам крест, на котором наш господь и спаситель Иисус Христос испустил последний вздох. Каждая щепка стоила полкроны. К некоторым прилагалось увеличительное стекло, это уже стоило крону. С той поры я не особенно старался исправиться, потому что вряд ли можно смыть с себя такое темное пятно. Продавая щепки от святого креста (а строгали их прямо в номере гостиницы), я, конечно, навсегда потерял всякий шанс на спасение. Я ведь клятвенно заверял покупателей, что щепки привезены из Палестины, где один обратившийся в христианство араб в течение тысячи и восьмисот лет хранил святой крест и дождался того, что сам Господь явился ему однажды во сне и приказал продать щепки не где-нибудь, а именно в Ирландии. У меня даже был документ, исписанный арабской вязью, и английский перевод, в котором подтверждалось все выше сказанное. Вот какую штуку может сыграть суеверие с таким простым человеком, как я. Yes, Sir! Если бы мы послали вырученные деньги в какой-нибудь монастырь или самому папе римскому, у нас, возможно, остался бы некая возможность спасения, но, к сожалению, мы тратили заработанные деньги на себя. При этом мы торговались и требовали все причитающиеся нам проценты. Добрые люди искренне верили нам, это упрощало дело.
22
Поскольку меня спросили, хочу ли я получить работу, я естественно ответил «да». Никакого внутреннего принуждения. Просто ответил как привык отвечать, хотя сама мысль попасть на это грязное страшное корыто меня бесила.
– Рулевой?
О, наконец-то! Я был спасен! Они нуждались в рулевом, а я им не был.
– Нет, я не рулевой! – и для убедительности добавил: – Я из чумазой банды.
– Отлично! – ответили мне с борта. – Именно ты нам и нужен. Прыгай на борт!
До меня наконец дошло. Мой ответ не имел значения. Они брали всех. Чем бы ни занимался человек, они всех брали, потому что никто не хотел идти к ним добровольно. Это явно был корабль мертвых, все они там выглядели как мертвецы. Поэтому я продолжал сопротивляться:
– Куда вы идете?
– А тебе куда надо?
Хитрые подлецы. Они поставили меня в безвыходное положение. Если бы я им ответил – хочу на Южный полюс, они так бы и сказали, что идут на Южный полюс, а если бы я сказал – в Женеву, они подтвердили бы и этот курс. Но я знал страну, в которой никак не могло появиться такое страшное судно, и ответил:
– В Англию.
– Тебе везет! – ответили мне. – Если захочешь, рассчитаем тебя в Англии.
Тут
Все еще надеясь отбиться, я спросил:
– Как вы платите?
– Английскими фунтами.
– Как кормите?
– Превосходно!
И вот я оказался в западне. У меня не было выхода.
Мне бросили конец, я ухватился за него и ловко поднялся на борт. Сработала многолетняя привычка. И как только я оказался на палубе, медлительная, задыхающаяся от усилий «Йорика» ни с того, ни с сего вдруг ускорила ход. Она ликовала. Она меня поймала. Мысленно я увидел огромную черную арку, на которой по-английски было начертано: «Оставьте надежду».
Книга вторая
23
Теперь я видел грязных проходимцев вблизи.
Впечатление от этого не сгладилось, я был уничтожен.
С берега мне казалось, что на палубе толпятся арабы и негры, но оказалось, они только так выглядят. Угольная пыль въелась в их кожу. Это ведь только на русских большевистских кораблях палубные рабочие уравнены правами с капитаном. Здесь этого никогда не было. Да и к чему может привести такое равенство? В один прекрасный день грязный палубный рабочий может решить, что он такой же интеллигентный человек, как и капитан. А доказать такое непросто. Среди палубных рабочих всегда соблюдается четкая иерархия. Существуют палубные работники первой категории, второй, третьей, даже четвертой. Но воры и грабители, которых я увидел на палубе «Йорики», тянули на крайнюю пятую категорию. Не знаю, какая раса в наши дни считается самой цивилизованной, мнения по этому вопросу постоянно меняются, но люди, встретившие меня, относились к расе, представителям которой нельзя доверить даже раскалывание грецких орехов. Видимо, «Йорика» не могла себе позволить рабочих четвертой и третьей категории. Я уж не говорю о первой и второй, на «Йорике» были только два палубных рабочих пятой категории и три – шестой. Представителей последней я не могу описать. И сравнить их не с кем. Уникальные существа. Их лидер так и сказал мне:
– Привет! Я фторой инжинир, а это наш машиништ, – он как-то странно шипел, каждое его слово я вынужден был переводить на английский отдельно. Видимо, он уведомлял меня, что он якобы второй инженер, то есть мой прямой начальник. А его приятель, такой же грязный и грубый, якобы есть машинист. То есть унтер-офицер.
– А я, – подержал я шутку, – генеральный директор компании.
Если эти двое хотели меня одурачить, то им это не удалось. Я плавал поваренком при камбузе уже тогда, когда они о море еще не слышали. Я ждал улыбок, ждал дружного смеха, но тот, который назвался вторым инженером, сплюнул и сказал:
– Идите в кубрик и жаймите койку.
Он сказал это так, будто правда был моим начальником.
Глянув на каторжников я отправился на бак. В койках лежало несколько человек. Они без всякого интереса посмотрели на меня. Вероятно перед ними не раз появлялись и исчезали разные люди. Позже я узнал, что в любом порту, в котором появлялась «Йорика», всегда сидели на берегу придурки, принимавшие «Йорику» за предвестницу чуда. Они прямо молили ее: «О приди, старая добрая „Йорика“! Где ты?» И она появлялась. И все равно на ней постоянно недоставало двух-трех человек. Подозреваю, что «Йорика» никогда не плавала с полным экипажем. Говорили, что шкипер ее не раз украдкой поднимался к виселицам, и если узнавал, что кто-то в петле еще жив, сразу записывал несчастного в экипаж. Конечно, такая сплетня нехорошо пахнет, но родилась она не на пустом месте.
Я нашел пустую койку.
Один из тех, что лежал рядом, сплюнул: «Нижняя койка тоже свободна».
На нижней койке, как и на верхней, не было ни матраса, ни простыней. Ничего на ней не было. Только изъеденные древоточцами доски. Но даже на них экономили так, что можно было принять койку… ну не знаю, за что… может, за лавку… Лежа на койке можно было коснуться рукой соседа. Кораблестроители прекрасно понимали, кто будет спать в таких кубриках, поэтому экономили на каждом сантиметре пространства. Они прекрасно знали, что из поставленных здесь коек некоторые будут пустовать из-за того, что часть людей находится на вахте. Они не задумывались о том, что иногда все мы можем оказаться в кубрике. Тогда нам приходилось одеваться и раздеваться в одно время. Не так-то легко работать руками, ногами, головами в пространстве, где все притиснуты друг к другу. Когда мы пытались одеться, происходило нечто невообразимое. Все путалось, все смешивалось до такой степени, что кому-то, наконец, приходилось командовать: «Стоп»! Без этой команды ничего не получалось. Без нее ты мог попасть правой ногой в левую штанину соседа. Бывало, что штаны в такой суете не выдерживали и лопались. Правая нога Бертрана попадала в штанину Мартина, а левая рука Хенрика оказывалась в рукаве Бертрана, поэтому команда «Стоп» была жизненно необходима.