Корабль неспасенных
Шрифт:
Все, что она захочет – для нее. И все, что сам захочет – с ней. Любовь такая. Женя мотнула головой, по-прежнему не решаясь возражать, произнести опасные мысли вслух. Уткнулась носом в его плечо. Почти инстинктивно. Так легче. Спокойнее. Можно отвести грозу. Игорь сразу отпустил запястья и нырнул руками под тенниску. Отправился гулять по спине. Разглаживая, надавливая, жадно лаская.
– Моя девочка, почему ты такая, почему с тобой так сложно. Я же знаю, что говорю, а ты…, но все равно.
Она вцепилась в его рубаху, судорожно сжала ткань в кулаки. Пуговичка отскочила в ее уже оголенный
Женя гнулась, разворачивалась, терлась о его грудь, вдыхала одуряющий запах одеколона. Похоть легко сжирала обиды, открывала захлопнутые двери.
– Умничка моя, отзывчивая, послушная…
Шептал что-то стыдное, сладкое. Играл пальцем с влажным огнем между ногами, и Женя раздвигала их шире. Срастись бы с этим кайфом, исчезнуть в нем. Пусть сделает, как захочет. Согнет, заглотит, воспользуется. Только бы скорее, сейчас.
Женя застонала, и Игорь подсадил ее на стол, сдергивая короткие шорты с трусиками, одним движением сбрасывая остатки завтрака на пол. Она откинулась назад, стараясь приподнять бедра. Не хватало опоры, ступня скользнула по ножке стола.
– Хочешь меня?
Любит спрашивать, и всегда признание, просьба заставляют полыхать от стыда и желания.
– Да-да, пожалуйста.
Он навис, раздвигая и приподнимая колени. Пятки почувствовали край стола, и Женя заерзала, устраиваясь, сползая чуть ниже, выгибаясь. Жесткая столешница под локтями, пальцы царапают шероховатую поверхность, соски мокнут под его языком. Щекотно, горячо, выставлено на показ. До безумия хорошо.
– Давай-ка, девочка, покажи, что умеешь.
Засунул три пальца в рот. Твердые, сладкие, с привкусом кофе. В один рывок он вошел. Облегчение, полнота, правильность, – вынесли остатки разума. И она полетела. Отдавать, принадлежать, растворяться, парить вне времени. Другое потеряло смысл и значение, исчезло. Она лишь часть и чувствует все. Здесь и за пределами, внутри и снаружи. В движениях, стонах, безжалостных шлепках, в жарко горящем лице – другого смысла не нужно. Ничего нет важнее этой боли и наслаждения. Она кричала, выгибалась на разрыв. Между ног пылала безжалостная топка.
– Еще, я сейчас…, Игорь, пожалуйста…
Слышал ли он ее? Когда зарычал, сдавливая грудь и вгрызаясь в губы, звезда внутри взорвалась. Пробила тысячей колких искр, и криком вынесла за границу чувств. Боже, как хорошо…
***
Игорь ушел. Извинялся за свой психоз, целовал тыльную сторону ладоней. Снова и снова. Говорил, что любимая девочка и самая сексуальная. Оставшись одна, она ходила от стены к стене, из комнаты в комнату. Хороший секс всегда дарил легкость телу и свежесть мыслям. И работалось после него прекрасно. Но сейчас тревога не отступала.
Умная квартира следила за метаниями: включала мягкую подсветку в прихожей и в зашторенной спальне, выдвигала ящички, стоило задержаться у встроенного комода, разворачивала кресло, чтобы удобнее сесть. Домашний уборщик что-то шоркал в ванной и гудела стиралка.
Если бы Игорь захотел, мог запустить робота и отсканировать каждый сантиметр их жилья. Если так важен вейп. Времени ушло бы не больше, чем на их ругань. Но он предпочел выплеснуть гнев, и на выходе из дома найти игрушку в кармане собственного пиджака. И снова извиняться, целовать ладони. Знает, сволочь, как плавится все внутри от его поцелуев, обида уходит, как воздух из спущенного шарика. Может, и вообще все устроил специально. Хотел разозлить и разозлиться, жесткой прелюдии для секса. Оставить без кожи и получить всю целиком. Проклятый провокатор.
Раньше Женя никогда не сходила с ума парней. Но разве это любовь? Без доверия, на недомолвках, на съедающей его жажде владеть, на ее постоянной готовности принадлежать. Страсть, похоть, темная сторона натуры? Раз за разом, она проигрывает все попытки серьезно поговорить. За каждым его словом скрывается смесь снисходительности, самоуверенности и собственнической заботы, не признающей никаких границ.
Правильнее бы уйти, иначе она растворится в извращенной зависимости. Но пока разрыв выше ее сил. У Игоря трудный период, его тормозят с карьерой, вот, наверное, и бесится. Да и Дернов на грани финала эксперимента. Хоть тот и не первый месяц откладывается. Но ведь случится?
Гулять в парк Женя не пойдет. Пока все спокойно, хочется поковыряться в новой игрушке. Вчера не зря же полночи просидела над графеновой камерой, нашпигованной цепочечными бомбардировщиками квантов. Самое примитивное переносное устройство, созданное Дерновым. В ней не смоделируешь отпечаток души и личности, не одаришь характером даже ложку. Но камера может превратить что угодно в живую, послушную командам вещь.
Все выходные последнего месяца Женя бегала по поручениям Георгия Александровича. Поэтому тот хоть и брюзжал, но дал ей модель поиграться на три дня отгулов. Не велика ценность, в конце концов. Графеновый куб – не новейшие здоровенные установки. Те виртуозно дирижировали веществом на уровне кварков, когда душа и программа неразличимы.
Женя аккуратно выкатила из книжной ниши камеру, усеянную датчиками и прорезями экранов. Подтянула ее к облюбованному стеклянному столику в кабинете. Отмахнулась от светильника, нарезающего круги над головой. В услугах нет надобности – солнце за окном сияет не по-зимнему ярко. Так, начинаем работать. Во-первых, осторожно разблокировать вакуумные предохранители, сдвинуть в сторону крышку камеры. Вот она, ее девочка. Самая обычная обувная коробка из многоразового пластика-трансформера. Оранжевая с лиловыми звездочками по бордюру – любимый спортивный бренд.
Женя поклялась Георгию Александровичу баловаться только с самыми примитивными вещами. С замиранием сердца вынула коробку и водрузила на стол. Ну теперь пан или пропал. Хватило ли жертв этому идолу: бессонная ночь программирования и бомбардировки частицами, утреннее истязание на корте, ссора с любовником и рукоприкладство. Женя в раздумье прикусила губу, что бы такое приказать обувной коробке?
Внезапный сигнал из прихожей заставил вздрогнуть. Это точно не Игорь, он не звонит, открывает сам. Она пошлепала глянуть, кого надуло февральским ветром.