Корабль палачей(Романы, повести, рассказы)
Шрифт:
— Еще бы! Однажды в тех краях нам довелось охотиться на стадо великолепных жирных «северных каперов» [15] . Можете спросить у Пьера Каплара, что он думает об этих небольших китах, тем более таких откормленных, как в том стаде, на которое мы наткнулись. Мы гонялись за ними до Скорсби Зунда с координатами 25 градусов широты и 71 градус долготы. Они оказались слишком быстрыми для нас и скрылись в узком фьорде Харри Инлет, сыгравшим роль ловушки. Ах, если бы только видели, какая там началась бойня!
15
Вероятно, морские млекопитающие семейства дельфинов, возможно, гринды, издавна являвшиеся объектом промысла в полярных морях. Местное население называет их китами.
— Скорсби Зунд… Харри Инлет… — задумчиво пробормотал Бельфегор Пранжье.
— В этот день нас ожидало удивительное открытие.
— Вот как?
— Мы сильно отклонились к югу… Вы когда-нибудь слышали, господин Пранжье, о местности, называющейся «страна Блоссевиля»?
— Как вы сказали? — воскликнул доктор.
— Забавное название, действительно, Но, по-моему, я правильно произнес его: Блоссевиль.
— Вы правы, — сухо произнес Пранжье, — Мне доводилось слышать это название. Возможно, я когда-то встречал его в газетах.
— Очень странные места, господин доктор. Мы сошли на сушу, так как подумали, что можем встретить тюленей с отличными шкурами. Но нам не попался ни один тюлень. В то же время мы встретили группу гренландцев, очень похожих на эскимосов, но не относящихся к этой народности. Мы назвали их «каменными рожами», потому что их лица, как нам показалось, были словно высечены из камня.
Сначала они отнеслись к нам очень недоверчиво, но после того, как мы угостили их европейской едой, они стали вести себя почти дружелюбно, и с ними стало возможно общаться. Правда, договориться с ними оказалось довольно сложно. Мы плохо понимали их жаргон, в котором были перемешаны слова датского и французского языков, Да, действительно, даже французского! Они вскоре дали понять нам, что не хотят контактировать с иностранцами, а поэтому стали перемещаться с берега в глубь суши. Они отказывались от подарков, иногда даже относились к ним с презрением, как будто все это издавна имелось у них в изобилии. Впрочем, они относились к нам вполне доброжелательно, и чаще всего именно они делали нам подарки в виде больших кусков синей породы, судя по всему, имевших большую ценность. Когда они открывали перед нами свои кожаные сумки, мы с любопытством присматривались к сверкавшим в них кристаллам, вполне вероятно, драгоценным.
— Они не дарили вам эти кристаллы?
— Увы, не дарили. Мы быстро сообразили, что просить их об этом не имело смысла, хотя они, судя по всему, не считали большой ценностью эти сверкающие кристаллы. В то же время они ревностно скрывали от чужих взглядов обычную гальку, словно эти зеленовато-серые камни были настоящими сокровищами.
— Неужели они так ценили простую гальку? — задохнулся от волнения Пранжье.
— Да, обычную круглую гальку с прожилками зеленого и синего цвета. Однажды мне довелось рассмотреть один такой камень, но туземец, показавший его мне, категорически запретил прикоснуться к нему. Я уверен, что попробуй я нарушить этот запрет, и он тут же разбил бы мне голову. Я спросил его, что это такое. Мне не все удалось разобрать в его ответе, но я понял, что речь шла о веществе, позволяющем получить невероятное могущество, обеспечивающее простому смертному возможность исполнить любое его желание при условии, что он находился в соответствующем месте. Признаюсь, что я думал об этом годами, и могу сказать, что мои мечты были в чем-то странными, в чем-то пугающими, хотя в целом и не лишенными приятности.
Холтема почувствовал, что перебрал со спиртным, из-за чего говорил больше, чем хотел. Ему стало стыдно, он встал, коротко попрощался кивком головы и ушел. После его ухода доктор Пранжье долго оставался в задумчивости.
— Если бы этому цыпленку Леману когда-либо пришла в голову мысль использовать свою гальку… — пробормотал он.
Когда через несколько часов Холтема напомнил о необходимости бросить якорь в Абердине, Пранжье спокойно воспринял очередную задержку на целый день.
В эти годы Абердин считался самым гнусным портом Соединенного королевства. Возможно, что Лейт Уок, дорога длиной в несколько миль, связывающая порт Лейт с Эдинбургом, покажется вам еще более гнусной, чем Абердин Уок, но она, по крайней мере, является прямой и широкой, в то время, как вторая изгибается и петляет так, что любая змея подохнет от зависти.
Когда «Дорус Бонте» причалил к пирсу для погрузки угля, расположенному возле границы порта, Гюстав Леман, привыкший к исключительной чистоте Линденхэма, подумал, что никогда не видел подобной грязи и не дышал таким густым воздухом, насыщенным запахами смолы, гниющей рыбы и нагретого масла.
Несмотря на все отрицательные моменты, он не мог не признать, что издали город Абердин выглядел весьма живописно. Поэтому он попросил у господина Пранжье разрешения прогуляться по городу, каковое и было им получено.
Он хотел, чтобы его сопровождал Стивенс, но молодой матрос был занят и не мог оставить свою работу.
Каплар с беспокойством узнал об идее Лемана прогуляться по городу.
— Будь осторожен, мальчуган. Ты окажешься в лабиринте, где никто не сможет тебе помочь.
— Ну, я ведь могу немного болтать на английском, который выучил в школе, признаюсь, без особого удовольствия. Думаю, что смогу справиться с большинством проблем, которые могут возникнуть, — беззаботно отмахнулся Гюстав.
Жаркое июльское солнце обеспечивало несколько менее отталкивающий облик улочкам и тупикам прилегающих к порту кварталов.
Гюстав с удовольствием отправился на встречу с неизвестным. Домишки с острыми крышами, меланхолично наклонившиеся в разные стороны, напоминали декорации какой-то средневековой сказки. Его внимание привлекли многочисленные рыбаки, то и дело выгружавшие на набережную одну за другой корзины с мелкой пикшей и извивавшимися морскими угрями. Он долго стоял перед соблазнительной витриной булочной и не смог удержаться, чтобы не войти в нее, где купил несколько булочек с изюмом, посыпанных сахарной пудрой.
Темные таверны приятно пахли свежим шотландским пивом. Он смешался с толпой нищих и бездельников, толпившихся вокруг харчевни на открытом воздухе, где на углях жарилась рыба и бараньи котлеты.
Смеркалось, и кое-где вспыхнули газовые фонари. Гюстав решил, что пора возвращаться на судно, когда неожиданно понял, что заблудился.
Он попытался узнать дорогу у угольщика, сидевшего на краю тротуара и курившего трубку, но тот только покачал головой.
Очевидно, он не понял ни слова из школьного английского Гюстава.
Второй раз он испытал неудачу, когда попытался заговорить с бродячим торговцем, ужинавшим жареной камбалой возле своей тележки. Женщина в зеленой шляпе с шеей, обмотанной красной шалью, чистившая креветок на пороге своего дома, ответила на его вопрос одним словом, которого он не понял. Вероятно, это было ругательство, потому что собравшиеся вокруг мальчишки расхохотались и принялись показывать ему язык.
«Единственное, что я могу сейчас сделать, — это выйти на морской берег», — подумал он.