Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
Шрифт:
И еще думал, что в любой момент мать может попросить их помолиться всем вместе. Посидеть и почитать Библию, надеясь на Божественное милосердие.
Но она ничего не просила. Она улыбалась. Готовила ужин. Ричард был с ней в кухне, пока она готовила.
— Я могу не дождаться, — сказал он. — Я… могу принять снотворное.
— Ты так боишься, сынок? — спросила она.
— Все боятся, — ответил он.
Она отрицательно покачала головой.
— Не все, — сказала она.
Вот,
Она дала ему нести блюдо с овощами, и они все сели ужинать.
За ужином никто ни о чем не говорил, только просили передать то или другое. Дорис тоже не разговаривала. Ричард смотрел на нее, сидя напротив.
Он думал о прошедшей ночи. Сумасшедшей пьянке, драках, безудержных плотских утехах. Думал о мертвом Чарли в ванне. О квартире на Манхэттене. О Спенсере, вводящем себя в сладострастное исступление на закате своей жизни. О парне, оставшемся лежать на нью-йоркской обочине с пулей в голове.
Сейчас все это казалось бесконечно далеким. Он почти верил, что этого никогда не было. Почти верил, что у них сейчас просто очередной семейный ужин.
Если не считать багрового сияния, затопившего небо и вливающегося в окна отсветом некоего фантастического пожара.
Ближе к концу ужина Грейс вышла и вернулась с коробочкой. Она села за стол и открыла ее. Вынула таблетки. Дорис посмотрела на нее, ее большие глаза глядели вопросительно.
— Это десерт, — пояснила ей Грейс. — У нас на десерт белые конфетки.
— Они мятные? — спросила Дорис.
— Да, — ответила Грейс, — Мятные.
Ричард ощутил, как у него на голове шевелятся волосы, когда Грейс положила таблетки перед Дорис. Перед Реем.
— На всех не хватит, — сказала она Ричарду.
— У меня есть свои, — сказал он.
— И для мамы тоже? — спросила она.
— Мне не нужны таблетки, — ответила мать.
От напряжения Ричард едва не закричал на нее. Ему хотелось заорать: «Прекрати играть в чертово благородство!» Однако он сдержался. Он смотрел в зачарованном ужасе, как Дорис сжимает таблетки в маленьком кулачке.
— Они не мятные, — сказала она. — Мама, они совсем…
— Нет, мятные. — Грейс набрала воздуха в грудь. — Проглоти их, детка.
Дорис положила в рот одну таблётку. Скорчила гримасу. Потом выплюнула таблетку в ладошку.
— Они не мятные, — произнесла она, огорченная.
Грейс вскинула руку и вцепилась зубами в костяшки пальцев.
Взгляд ее безумно метнулся к Рею.
— Проглоти их, Дорис, — сказал Рей. — Давай, они вкусные.
Дорис заплакала.
— Нет, мне не нравятся.
— Глотай!
Рей вдруг отвернулся, все его тело дрожало. Ричард пытался придумать способ заставить Дорис проглотить пилюли, но не мог.
Тогда заговорила его мать.
— Мы поиграем с тобой в одну игру, Дорис, — сказала она. — Посмотрим, успеешь ли ты проглотить все конфетки, пока я считаю до десяти. Если успеешь, я дам тебе доллар.
Дорис засопела.
— Целый доллар? — спросила она.
Мать Ричарда кивнула.
— Один, — начала она.
Дорис не шевельнулась.
— Два, — считала мать Ричарда. — Целый доллар…
Дорис смахнула слезинки.
— Настоящий доллар?
— Конечно, дорогая. Три, четыре, поторопись.
Дорис протянула руку за таблетками.
— Пять… шесть… семь…
Грейс сидела, зажмурив глаза. Лицо у нее побелело.
— Девять… десять…
Мать Ричарда улыбалась, но губы у нее дрожали, а глаза слишком сильно блестели.
— Ну вот, — произнесла она бодро. — Ты выиграла.
Грейс резким движением сунула таблетки в рот и быстро проглотила. Посмотрела на Рея. Он протянул трясущуюся руку и проглотил свои пилюли. Ричард опустил руку в карман за своими таблетками, но потом положил их обратно. Он не хотел, чтобы мать смотрела, как он их глотает.
Дорис начала засыпать почти сразу. Она зевала, и глаза у нее слипались. Рей подхватил ее на руки, и она привалилась к его плечу, обхватив за шею маленькими ручками. Грейс встала, и все трое пошли в спальню.
Ричард сидел за столом, пока мать ходила сказать им последнее прости. Он сидел, глядя на белую скатерть и остатки ужина.
Вернувшись, мать ему улыбнулась.
— Помоги мне убрать, — попросила она.
— Помочь… — начал он.
Затем замолк. Какая разница, чем теперь заниматься?
Он стоял вместе с ней посреди залитой багровым светом кухни и, ощущая абсолютную нереальность происходящего, вытирал тарелки, которыми никто уже не будет пользоваться, а потом убирал их в буфет, от которого спустя несколько часов ничего не останется.
Он все еще думал о Рее и Грейс в спальне. Наконец он вышел из кухни, не сказав ни слова и не оглянувшись. Открыл дверь и заглянул в спальню. Он долго смотрел на них. Затем снова закрыл дверь и медленно потащился обратно в кухню. Посмотрел на мать.
— Они…
— Все хорошо, — сказала она.
— Почему ты им ничего не сказала? — спросил он. — Как же ты позволила им сделать это, ничего не сказав?
— Ричард, — ответила она, — в эти дни каждый сам выбирает свой путь. Никто не вправе говорить другим, что им следует делать. Дорис их ребенок.