Корделия
Шрифт:
— Прошу прощения, — сказал Клодиус. — Они не любят света… Да… Хорошо. Как скажете… Здесь еще двое. Один — молодой человек, он держит в руках деревянную фигурку… да, это распятие. И свеча. Он весь мокрый и дрожит от холода. Кто-нибудь знает этого человека?
Ответа не последовало.
— Боюсь, что мне нечем дополнить описание. Молодому человеку лет двадцать пять, на нем черный плащ. Он промок и продрог… Кто-нибудь узнал его?
Снова молчание.
— Он просит передать следующее: "Прочитайте Евангелие, глава девять, четвертый
— Ой, — запищала тетя Тиш. — Кажется, это…
— Нельзя ли зажечь свет? — дрожащим голосом попросила миссис Торп. — До меня кто-то дотронулся.
— Со мной было то же самое — с минуту назад, — подтвердила мисс Гриффин. — Вот опять…
— Рядом с ним, — как ни в чем не бывало продолжал Клодиус, — молодая женщина. Я смутно различаю ее черты. У нее черные волосы, расчесанные на прямой пробор, и тонкий прямой нос. Она долго была больна…
— Пожалуй, на сегодня достаточно, — перебил мистер Фергюсон. — В общем, мсье Густав…
— Молчите, умоляю вас! — задыхаясь, проговорил тот. — Вы спугнете молодую женщину. Она силится сказать что-то важное. Прошу соблюдать тишину!
Это просто поразительно, как на всех подействовал его приказ. Собравшимися овладела паника — безо всякой причины.
— До сих пор все шло как по маслу, — констатировал Клодиус. — Единственное, что пока не удалось, это материализация. Но при таком большом собрании ее очень трудно осуществить, потому что вы то и дело нарушаете тишину.
— Нельзя слишком многого требовать от новичков, — сказал Слейни-Смит.
Брук поддержал отца:
— Я полагаю, на сегодня достаточно. Все это очень похоже на розыгрыш. Пойду, скажу, чтобы принесли следующую перемену блюд.
Однако строгому блюстителю этикета, каковым являлся мистер Фергюсон, вмешательство сына пришлось не по душе.
— Боюсь, мистер Густав составит о нас неверное впечатление. И мистер Кроссли.
Брук угрюмо опустился в кресло. У него бешено колотилось сердце. Впрочем, он надеялся, что отец не позволит этой шутке зайти слишком далеко.
— Позднее, мсье Густав, вы нам все объясните, — обратился к Клодиусу хозяин дома.
Тот выдержал довольно долгую паузу и снова заговорил:
— Разница в восемь лет, но это бы еще ничего, если бы он был таким, как я думала. Но у него не было возможности повзрослеть. Жить своим умом…
По мере того как Клодиус говорил, его голос постепенно слабел и под конец перешел в невнятный шепот, однако затем снова начал крепнуть.
— Все с самого начала пошло вкривь и вкось. Мы ежедневно ссорились.
— Онвиноват, он! — все услышали, как Клодиус снова с кем-то борется. — Тихо! — произнес он уже своим обычным голосом. — Сейчас что-то будет.
Одна из женщин ахнула. В темноте, в двух-трех футах от того места, где сидел Клодиус, появилось слабое сияние. Постепенно оно обрело круглую форму, качнулось и сдвинулось на один-два дюйма в сторону. Потом
— Не надо было этого делать, — захныкала тетя Тиш. — Это глупая, очень глупая игра.
Брук зажег лампу и опустился в одно из набитых конским волосом кресел. Стало светлее. Все заворочались, начали оглядываться и щурить глаза. Им было страшно. Клодиус опустил голову на грудь и, казалось, находился в трансе. Стивен неохотно отпустил влажную ладошку Корделии, встал, подошел к Клодиусу и расстегнул ремни. Понемногу француз пришел в чувство и встряхнул головой, словно отгонял от себя непрошеные образы.
Все ноты с фортепьяно были сброшены на пол.
Люди избегали смотреть друг другу в глаза. Мисс Гриффин была очень бледна и как будто на грани обморока. Сохранивший самообладание доктор Берч дал ей нюхательную соль.
Едва Стивен отпустил руку Корделии, она встала и подошла к мужу.
— С тобой все в порядке, Брук?
— Да, конечно. Зажги остальные лампы, хорошо, дорогая?
Она сделала движение, но Стивен ее опередил.
Корделия поблагодарила. Клодиусу помогли подняться.
— Ничего не понимаю, — бормотал он. — Просто ума не приложу. Связь вдруг оборвалась — ни с того, ни с сего. С вами ничего не случилось?
Присутствующие стали наперебой уверять, что нет. Тем временем мистер Фергюсон велел принести еду. Все прекрасно поняли, что означало последнее видение Клодиуса, и преисполнились сочувствия к Бруку. Лучше всего замять это дело. Все, что сейчас требуется, — легкая застольная беседа об ирландских бунтах, "Дамском литературном обществе" или о плохой погоде. Что же касается спиритизма, то он хорош, пока ограничивается безобидным постукиванием…
Подкрепившись, все почувствовали себя лучше. Хотя после ужина прошло всего два часа, они охотно пили портвейн и крепкий портер, ели сандвичи с яйцами и пирожки с куриной начинкой. За этими блюдами последовали булочки с джемом, пирожные и сливовый пирог.
Клодиус ощущал себя триумфатором, хотя и не без доли раскаяния. Он зашел чуточку дальше, чем предполагал, но горячительный напиток вернул ему душевное равновесие. Он украдкой рассматривал своих зрителей. Лицо худощавого молодого человека покрыла мертвенная бледность; под глазами образовались темные круги. Его красавица жена притворяется, будто очень беспокоится за него (конечно, притворяется, ибо что еще могло заставить младшего Кроссли пойти на такую авантюру, если не сильное увлечение, а кто, кроме прекрасной, молодой, замужней женщины может воспламенить мужчину?). А этот филистер с напомаженными волосами песочного цвета, жующий такие же песочные, напомаженные усы!.. Зато тучный хозяин дома с честью выдержал испытание — да и то лишь благодаря своим стальным нервам.