Кордон в облаках
Шрифт:
Случается, особенно зимой, в роту дают старые фильмы. Ведь не всегда удается новый кинофильм быстро спустить с гор по заснеженным дорогам в другие воинские части. Но и среди старых попадаются отличные пленки. Особенно про любовь. Такие фильмы солдаты могут смотреть несколько раз, и нередко бывает, что одну и ту же картину крутят дважды, а то и трижды. И всегда все места заняты.
Совсем стемнело. Позиция опустела. И теперь Стерницкий ходит один. Впрочем, нет. По другим маршрутам ходят другие патрульные. Иногда они сходятся вместе и перебрасываются
Вот уже и кино кончилось.
После вечерней поверки все быстро ложатся спать. Погасли огни в казарме.
Проходя мимо домика, в котором живут холостяки, Анатолий видит на занавеске тень от головы командира роты, склоненной над столом. Он готовится к поступлению в академию и что-то читает. Вместе с ним будет поступать в академию и старший лейтенант Комиз.
С одной стороны, Стерницкому, конечно, хочется, чтобы они поступили учиться, но с другой… Кто знает, кого пришлют на их место. А к старшим лейтенантам Тимчуку и Комизу солдаты уже здорово привыкли.
В соседней комнате слышится разговор, смех. Там, наверное, лейтенант Новицкий разыграл кого-нибудь из товарищей. Он вечно разыгрывает всех.
Владимиров сидит на койке возле электрического камина в своей неизменной красной футболке и играет на гитаре, которую он недавно купил. Ничего гитара. Семиструнная. Звук мягкий, мелодичный. На полу перед ним лежит раскрытый самоучитель.
Потом Стерницкий направляется к складу ГСМ, что расположен на отшибе. Несколько минут тихо стоит под грибком, где телефон, и возвращается назад.
На обратном пути он видит окно своего начальника станции, старшего лейтенанта Сырова. Сыров стоит, прислонившись лбом к стеклу, и думает о чем-то. Интересно бы узнать о чем?
И вдруг тишину ночи нарушают громкие удары в рельс. Гаснет прожектор.
Тревога!
Посторонние мысли отлетают в сторону.
На границе почти не устраивают учебных тревог. Хватает и неучебных.
«Опять, наверное, чужой самолет приблизился к нашей границе, — думает Анатолий. — Чего они лезут? Что им нужно? Или рассчитывают на то, что мы здесь спим?..»
Во время тревоги в гарнизоне затемняют все лампочки, которые видны с улицы, окна в казарме и офицерских домиках. Прожектор, освещающий площадку, тоже выключают к пользуются только потайными фонариками. Все погружается в непроглядную тьму. И если бы не рокот агрегатов питания, то можно было бы подумать, что поселка в горах не существует.
Стерницкому не видно, как солдаты вскакивают с постелей, одеваются почти на ходу, разбирают из пирамид оружие, патроны и бегут занимать свои места, но представить все это он может отлично. Сколько раз сам поднимался по тревоге.
Вот слышатся чьи-то торопливые шаги.
— Стой! Кто идет? — спрашивает Стерницкий, беря карабин на изготовку. — Пароль?
В ответ слышится голос ефрейтора Горбачева. Он посыльный и бежит оповестить офицеров о тревоге. Но они, кажется, еще не легли спать и через минуту выбегают на улицу, придерживая на
Расчеты быстро занимают свои места. У индикаторов кругового обзора вместо операторов садятся начальники смен и начальники радиолокационных станций. Залегли в окопах свободные от дежурства солдаты с карабинами в руках. У каждого свой сектор обстрела. Поднялись кверху стволы зенитных автоматических пушек.
И снова на позиции тишина.
Только слышно, как монотонно гудят двигатели работающих станций.
Проходит около часа.
И вот дежурный по роте оповещает о том, что тревога снята.
Враг, как видно, не рискнул перелететь границу. Так бывало и прежде. Просто, наверное, хотел проверить, где слабое место в нашей обороне.
Солдаты, тихо переговариваясь между собой, возвращаются в казарму. Уже замелькали огоньки папиросок в курилке.
Спустя некоторое время приходит смена, и Стерницкий идет спать.
А рано утром он снова на ногах. Еще темно. С гор дует свежестью. И он поднимает воротник бушлата. Перед рассветом здесь всегда бывает особенно холодно.
Радиолокационные станции не работают. Значит, работают станции где-то в соседних ротах. Антенные сооружения напоминают в темноте каких-то огромных неуклюжих птиц с высоко поднятыми крыльями.
Вот уже прокричал несколько раз свое извечное кукареку петух старшины Губанова. Значит, скоро будет светать.
На гражданке Анатолию не часто приходилось наблюдать, как светает. Разве только, когда ездил на рыбалку. В горах рассвет наступает быстро. И светает чаще не с горизонта, а где-то чуть ли не со средины неба, — это потому, что внизу стелется туман. И вот уже все видно вокруг, только солнце пока еще прячется за каменными зубцами, и горы в это время кажутся какими-то нереальными, словно они нарисованы на бумаге.
Вышел из казармы дружок Стерницкого солдат Артамонов. Он сегодня рабочий по кухне и должен затопить печи. Стерницкому слышно, как гремят ведра: это Рудольф несет воду для чая.
В шесть утра в окне кухни замаячила тень повара Гафурова. Он как бессменный часовой. И только когда заболеет, его место у плиты занимает старшина Бойченко или младший сержант Чиглинцев.
Почти одновременно с Гафуровым поднимается и пекарь Эшкуватов. Тот и другой узбеки. Они соревнуются между собой. Случается, конечно, что борщ бывает пересоленным, хлеб недопеченным с коркой в палец толщиной, но редко. Оба они любят свое дело.
До подъема еще полчаса, а на спортивной площадке уже появляется лейтенант Новицкий. Все в том же выгоревшем спортивном костюме, белой шапочке и белых кедах. Кажется, он с вечера и не уходил отсюда. Вслед за ним выходит Владимиров с гантелями в руках. Некоторое время офицеры сосредоточенно занимаются, потом Новицкий идет в казарму, где уже раздалась команда «Подъем». Сегодня он будет разучивать с солдатами новый комплекс физподготовки.
Солнце показалось из-за зубчатой стены гор. Начинается новый рабочий день.