Корень мандрагоры
Шрифт:
— Это Байтерек, — догадался Мара. — Символ свободного Казахстана. Я видел фотографии аналогичной стелы, которую казахи построили в Астане, когда перенесли туда столицу. Только там основание белое, а шар желтый — это связано с какой-то легендой о солнце и гнезде… не помню точно.
— Жители Кызылорды считают, что солнце на самом деле синее, — заметил я. — По крайней мере это оригинально.
Расположившись на одной из лавочек неподалеку от стелы, я спросил Мару, как называется конечная точка нашего путешествия. До этого я не задумывался, как долго нам предстоит колесить по Казахстану. Я был уверен, что Мара досконально изучил карты и проанализировал все возможные маршруты, просто я не предполагал, что это займет столько времени. Мне хотелось
— От Шымкента мы направимся в Казыгурт, — ответил Мара. — Там уже предгорье Тянь-Шаня. Где-то в его окрестностях и остановимся. Возможно, отойдем на восток или юго-восток от города. Там есть несколько маленьких поселков, мне ничего не удалось о них узнать. А может быть, разобьем лагерь прямо у подножия горы. На месте посмотрим.
— Почему именно Казыгурт? — спросил я.
— Хороший вопрос, — сказал Мара и, немного помолчав, продолжил: — Прежде чем прокладывать маршрут, я ознакомился с казахскими легендами. Так вот, Казыгурт означает Священный курган, или Святая гора. Легенда гласит, что один праведный человек по имени Нукхепайгамбар…
Кислый хихикнул.
— Обалдеть. Ты долго учил это имя? — спросил я.
— А имя Ной для тебя более благозвучно?
— Ничего себе! — удивился я.
— Вот именно. Нукхепайгамбар у казахов, Нух у мусульман, он же Ной для христиан и евреев. Так вот, этот праведный человек, собрав до наводнения по паре божьих тварей и всяких семян со всего света, где-то причалил, когда вода начала спадать. Есть четыре горы, претендующие на звание пристани Ноева ковчега: Аль-Жуди в Аравии, Синай в Палестине, Арарат на Кавказе и… казахстанский Казыгурт. Местные казахи это место так и называют: Керне Калган — место Ноева ковчега. По их поверью, ковчег до сих пор там, только окаменел за тысячелетия, превратился в скалу.
— Круто, — прокомментировал я. — И когда ты собирался мне об этом поведать?
— Как только спросишь, — Мара улыбнулся.
— Я понял. Там, где остановился Ной, оттуда и пошел новый виток жизни. Это значит, что в том месте огромное число видов флоры и фауны. А из этого следует, что на горе Казыгурт мы вполне можем найти мандрагору, да?
— Точно. Легенде можно верить, а можно не принимать ее всерьез. Но в одном она не врет: на горе и в ее окрестностях обилие животного и растительного мира. Но это еще не все.
— Внимательно тебя слушаю.
— На одном из склонов горы обнаружен круг диаметром в сто двадцать метров, выложенный из камней. В центре круга из таких же камней выложен равносторонний крест длиной в тридцать шесть метров. Кто и когда его сделал — неизвестно, но есть предположение, что это дело рук зороастрийцев.
— Старику Ницше это бы понравилось, — заметил я. — Впрочем, когда Заратустра спустился с горы, чтобы нести людям мудрость… уж не с Казыгурта ли начался его путь?
Мара улыбнулся, заметил:
— В любом случае, это символично, согласен?
— Как тут не согласиться.
— Казыгурт вообще полон легенд и загадок. Вот, к примеру… у подножия горы есть три ручья, которые стекают в единый водоем. Один из них горький, второй соленый, третий с обычной водой. Вода горького источника, согласно поверьям, лечит глаза, соленого — желудок, а пресного дает путнику необычную силу.
— Какую… это… силу? — встрял Кислый.
— Понятия не имею, — сознался Мара и, пожав плечами, продолжил: — Или рассказывают про две скалы, расположенные совсем близко друг к другу. Эти скалы где-то на вершине Казы-гурта. Говорится, что в щель между ними может пройти только праведный человек. Я уже не говорю о том, что через перевал Казыгурта когда-то пролегал Великий Шелковый путь, а сама гора
— Не гора — а кладезь тайн и загадок истории, — заметил я. Да, неплохое место ты подобрал для эксперимента. И что, мы полезем на гору? Она высокая? Мы же не альпинисты.
— Тысяча семьсот шестьдесят восемь метров над уровнем моря. Это не скала — гора, так что, если найти проводника, думаю, восхождение вполне возможно. Но для нашей цели вовсе не обязательно разбивать лагерь возле Ноева ковчега. Да и вообще не вижу смысла лезть на гору. Нам нужно спокойное безлюдное место, обязательно с источником воды поблизости. У подножия горы, я думаю, мы такое найдем.
— Убедил, — согласился я. Мара знал, чего ему нужно, а стало быть, это устраивало и меня.
Около часу дня мы зашли в какое-то кафе и пообедали пловом, приготовленным с абрикосом, изюмом и черносливом. Плов был жирный и сладкий. Сытые и разморенные, мы вернулись на вокзал и спустя час сели в поезд.
В Шымкент мы прибыли поздним вечером. Я думал, что мы доберемся засветло, но поезд еле тащился, то и дело останавливаясь. До Казыгурта следовало добираться автобусом, железная дорога туда не шла. Искать ночью в незнакомом городе автовокзал было бессмысленно, к тому же вряд ли были рейсы с отправлением после полуночи. Мара предвидел такой поворот событий и еще до начала путешествия приготовил список гостиниц всех городов, через которые проходил наш маршрут. Узнавая у местного населения дорогу, Мара привел нас к одной из них. Покончив с формальностями заселения, мы наскоро приняли душ и завалились спать. Дорога, даже столь увлекательная и полная новизны, все равно вымотала нас основательно.
Выспаться Мара нам не дал. Вскочил с первыми лучами солнца и принялся нас расталкивать. Я открыл один глаз и уставился им на мучителя.
— Мара, — сказал я. — С таким извергом, как ты, последний раз мне доводилось встречаться в армии. Это был ефрейтор Дыров. К твоему сведению, я сломал ему лицо.
Но Мару было не запугать. В его глазах плясали озорные бесенята, а по губам блуждала улыбка. Левой рукой он указал на окно, произнес тихо:
— Посмотри туда.
Я повернул голову в указанном направлении. В окно неторопливо втекало солнечное сентябрьское утро. Я разлепил второе веко, потом встал, подошел и прижался лбом к стеклу. Шым-кент, Глиняный город, выглядел вполне современно: пластик, стекло, цветная тротуарная плитка, не в пример Кызыл-орде много деревьев и никаких глинобитных халуп. На асфальтированных улицах разноцветные сверкающие авто и ни одного ишака или погонщика с верблюдом. Я посмотрел поверх крыш жилых многоэтажек, бирюзовых куполов мечетей, поверх крон тополей и берез в парковых зонах. Мой взгляд пересек черту города и медленно таял в утренней дымке предгорной долины. Но там, на горизонте, все же просматривался едва различимый рваный контур. Горы…
— Мы почти на месте, парень! — ликовал Мара.
— Тряси Кислого, я пошел умываться.
Полчаса спустя мы уже были на автовокзале. Кислый ныл, что ему необходимо позавтракать или хотя бы выпить чашку чая, но Мара был непреклонен.
— В Казыгурте позавтракаем. А заодно и пообедаем.
Все сорок минут, пока мы ждали отправления, Мара ходил вокруг нас кругами. Его волнение отчасти передалось и мне. Наше путешествие подходило к финалу, и нам всем не терпелось увидеть, куда же мы в конце концов стремились. И потом, когда громыхающий пыльный «ЛАЗ» тащил нас по городу, я неотрывно смотрел в окно, ожидая, когда пейзаж избавится от кирпично-бетонных построек и зеленых стен искусственных насаждений, от суеты пешеходов, спешащих на работу, и мельтешения автомобилей, когда откроется величественный ландшафт западного хребта Тянь-Шаня, хребта с гремящим названием Каратау и его жемчужиной — горой Казыгурт. Город хотелось сдвинуть в сторону, как надоевшую и раздражающую декорацию, и… заглянуть в глаза Небесных Гор.