Корень мандрагоры
Шрифт:
— Нет. Пошли ко мне. Я тоже купил тебе зубную щетку и еще бутылку отличного коньяка.
— И цветы, конечно?
«Вот черт!»
— Нет. Я без них.
Белка на секунду задумалась. Я поспешно добавил, стараясь придать голосу трагизм:
— К тому же я побаиваюсь твою соседку. Она может нам во сне глотки перерезать.
— Ладно, — согласилась наконец Белка. — Считай, что я отдаю должное твоей оригинальности. Меня еще никто не совращал подобным образом, к тому же без цветов. — Я улыбнулся, Белка добавила: — Мне надо собраться, подожди пару минут.
Ждать пришлось полчаса. Быстро стемнело, из-за крыши неторопливо выглянуло и уставилось на меня широкое монголоидное лицо Луны. Небесное тело смотрело пристально и равнодушно. Я сказал ему:
— Тебе все равно не понять людские страсти, ты просто огромный сгусток черной пыли. Твоя судьба определена законами физики, наши же… эх, знать бы, чем они определены. Ты, случайно, не в курсе?
Если Луна и владела такой информацией, то делиться со мной не торопилась.
Белка выпорхнула в распахнутые двери, сбежала по ступенькам, вцепилась мне в руку, чмокнула в щеку.
— Привет! Я недолго?
— Ничего страшного. Я занял время разговором с Луной.
— И что она тебе сказала?
— Молчит, зараза. Она же старая и мудрая.
— О чем ты ее спрашивал?
— О тебе.
— Ну и замечательно, что молчит. Нечего все секреты сразу выдавать. Я тебе сама расскажу. Может быть.
— Договорились. Пойдем, что ли?
— Пойдем.
На ней были голубые джинсы, идеально сидящие на подтянутой попочке, и белая майка с открытыми плечами. Волосы, перетянутые синей лентой, кобыльим хвостом елозили ей по лопаткам. От Белки пахло медом и букетом тонких, незнакомых мне ароматов — наверное, это было какое-то дорогое мыло.
— Скучал по мне?
— Еще как. Меня разрывало желание бросить работу и бежать к тебе со всех ног.
— Правда?
— Правда.
— Гвоздь.
— Тут я.
— Ты не думаешь, что все происходит как-то быстро?
— Ни капли. Сегодня утром я понял, что мы с тобой знакомы уже две тысячи лет.
— Это потому, что я тебя заколдовала.
— Точно. Ты профессиональная ведьмочка. И самая очаровательная из всех ведьм.
— Я понарошку колдую.
— А действует как всерьез.
— Гвоздик?
— Я тут.
— А у тебя были другие… ведьмочки?
— Да. Но все они были бездарны. Совершенно не умели колдовать.
— А всё остальное умели?
— Хочешь, чтобы я спросил тебя про твоих ведьмаков? Про всех упырей и вурдалаков, которые были твоими мужчинами?
— Нет.
— Или все-таки спросить?
— Я сейчас разозлюсь и вернусь к себе.
— У меня для тебя есть подарок. — Я помахал пакетом. — Я тоже помаленьку приколдовываю. Приходится учиться.
— Что там?
— Вот придем ко мне, и узнаешь.
— Вот же изверг!
— Совсем чуть-чуть осталось. Мы почти пришли.
— Нельзя давить на мое любопытство! Давить на мое любопытство — это просто бестактно! У тебя нет сердца!
Лифт, разумеется, не работал. Мы поднялись на шестой этаж, я, зная каждый замаскированный в темноте угол коридоров, провел Белку за руку. Наконец мы добрались до моей конуры, я открыл дверь и включил свет.
— Заходи.
Белка вошла, оглядела комнату, одобрительно кивнула, заключила:
— Восхитительный бардак!
— Не так все просто. Грязи и мусора, заметь, нигде нет. И белье я стираю своевременно. Так что это не бардак — это, чтоб ты знала, выработанная годами система максимальной целесообразности и практичности использования подручных средств.
— Вот же умник! Ладно, показывай, что ты мне принес.
Я протянул ей пакет, Белка запустила в него руку и извлекла несколько орехов.
— Орехи, — констатировала она.
— Точно. Фундук. Теперь у тебя нет надобности заготовлять их на зиму.
— Я люблю орехи. Только эти — в скорлупе!
— Само собой.
Белка вернула орехи в пакет, ткнула мне пальчиком в грудь, произнесла с нотками наставления:
— Я ленивая белка. Я не люблю разгрызать скорлупу, молодой человек.
— Не повезло тебе.
— Ты мне их будешь чистить.
— Ладно. — Я улыбнулся. — Давай лучше выпьем коньячку. Я откупорил бутылку, разлил по рюмкам.
— Почему ты не купил вино? Вино — это же виноградная кровь, ты сам говорил.
— Но коньяк — это квинтэссенция виноградной души. Его же делают из виноградного спирта. Так что если вино — это кровь винограда, то коньяк — его душа.
— Это надо запомнить.
Я протянул ей яблоко. Белка поднесла рюмку к губам, поморщилась — плотный коньячный дух шибал в ноздри, сложила губки трубочкой и неторопливо всосала содержимое рюмки, задержала дыхание, проглотила, подняла на меня глаза — они блестели сильнее обычного. Я забрал у нее рюмку и вложил в ладонь яблоко.
— Как тебе виноградная душа?
— Она сумасшедшая.
— А вот здесь ты абсолютно права. Закуси.
— Нет, — сказала она и отвела руку с яблоком в сторону. Я закушу вот этим…
Она приподнялась на носках и потянулась ко мне губами. В запах меда вплеталось послевкусие коньяка. Я прижал Белку к себе. От нее запахло сосновой смолой, и чем дольше я ее обнимал, тем сильнее она пахла хвоей. Я подхватил Белку на руки, уложил на кровать. Ее глаза, словно океанский прилив, медленно топили мое сознание. Они смотрели прямо мне в сердце и видели там желание и сумасшествие. Я взял себя в руки, выдавил:
— Пять минут. Я быстро.
И убежал в душ. Я уложился в заявленный интервал, ну, может быть, прихватил минуту-две, но за это время ко мне в комнату успел заявиться Кислый. Когда я вернулся, он торопливо опрокидывал в себя стакан коньяка. Я схватил его за шиворот и вытолкал в дверь. Вместе со стаканом.