Корень жизни: Таежные были
Шрифт:
Наскоро вскипятив чай, скудно подкрепился и продолжил путь. По «стрелке» хребта старый след тигра вел меня еще около километра, потом резко свернул влево, к реке. Вывел на проселочную дорогу в пяти километрах от зимовья, где я ночевал последний раз, и некоторое время продолжался по ней.
Солнце клонилось к закату, пора подумать и о ночлеге. Тигр от устья ключа Шакилова пошел по речке Свекровкина, в двух километрах отсюда находилось зимовье. Когда-то я жил в нем. Сейчас оно оказалось очень кстати.
Тропинка к зимовью едва заметна, но по ней несколько раз, уже по снегу, проходили охотники, и через полчаса я был дома. Зимовье стояло у кедра-великана. Построили его всего год назад, вокруг валялась почернелая щепа. Небольшая поленница сухих дров, сваленный сырой ясень с лежащей возле него пилой как бы говорили: хочешь ночевать — заготовь дров. Сварил ужин, привел в порядок дневник. Шагомер отсчитал 18500 шагов. Немного сегодня пройдено — около двенадцати километров, в том числе десять по следу тигра.
Пламя свечи, мечущееся под струями воздуха, швыряло на стены и потолок избушки беспокойные тени. От печки шел пар, а от стен и плохо застекленного окна тянуло холодом. В ворохе травы, брошенной на грубо сколоченные нары, суетилась пухлая кургузая полевка. При малейшем моем движении она замирала, тревожно и пристально изучая меня. На стол, сбитый из расколотых чурок, влезла другая полевка и зашмыгала между высохших кусков хлеба, закопченной посуды, пачек махорки, коробок с патронами и порохом. Поднявшись на задних лапках, она осмотрела и обнюхала мешок с продуктами, а потом, убедившись, что нового на столе ничего нет, начала собирать хлебные крошки. Я смотрел на нее и думал, что целыми днями охотники мерзнут в лесных чащобах, на ночь же идут в эти мрачные, неприветливые зимовья, где для них никто не нарубит дров, всю ночь нужно поддерживать тепло.
Выспаться не удалось. Мышей и полевок была тьма. Они беспрестанно сновали по столу, нарам, бесцеремонно лазили по мне, забирались в волосы, за ворот. Уже к полуночи я взвинтился и с нетерпением ждал рассвета. И когда восток посветлел лишь чуть-чуть, был уже в пути. Хоть к черту на кулички, лишь бы подальше от этого мышиного дома!
Ночью, пока я воевал с полевками, на моей вчерашней тропе оставили отпечатки копыт несколько изюбров, а всего в четырехстах метрах от зимовья прошел большой табун кабанов — быстро, не останавливаясь на кормежку. Шли как раз с той стороны, где вчера охотился тигр. Если они проходили невдалеке от Пантелеймона, тот вполне мог напасть на них и свалить еще одну-две чушки. Хищник!
Мысленно представил себе Пантелеймона. Блаженно дремлет он у недоеденной добычи — и вдруг где-то совсем рядом шумно идут кабаны. Ну как тут не попытать счастья! Тигр прислушивается, определяет направление движения табуна и крадется ему наперерез. Успех охоты зависит от ветра, и если на кабанов не набросит запаха их заклятого врага, один или два навсегда останутся здесь. А остальные стремглав бросятся прочь.
Выхожу на оставленный вчера след тигра, включаю шагомер. Девять часов утра. Хмурое солнце осветило вершины сопок. Мглисто. Очень тихо и холодно. Недалеко громко рявкают изюбры — почуяли человека, а не видят.
След тигра шел рекой около полукилометра, затем зверь взобрался на крутой левый берег, густо поросший хвойным лесом, и залег под елью, где снегу почти не было. Прибрежные тальники были все избиты пасшимися здесь изюбрами, их наброды виднелись по всей реке от излучины.
Лежал тигр долго, терпеливо ожидая своего часа. Несколько раз подходил к обрыву, внимательно осматривал речку. Вот лежка прямо в снегу. От нее тигр отошел на пятнадцать — двадцать метров, забежал вверх вдоль реки, выполз к берегу, снова залег. Ждал Пантелеймон терпеливо и основательно.
Я подошел к лежке и посмотрел на речку. Под крутым берегом была небольшая галечная коса, по ней вилась тропа изюбров. Невдалеке виднелась вмятина от прыжка тигра. От этого места несколько изюбров промчались на махах в одну сторону, а Пантелеймон пошел в другую.
После неудачи тигр отдохнул немного, вероятно размышляя о трудности добывания «хлеба насущного», потом встал и быстрым шагом направился на северо-восток, что для меня было неожиданным. Не останавливаясь и никуда не сворачивая, как по стрелке компаса пересек густой хвойно-лиственный лес, ключ Шакилова, поднялся на невысокий увал и вышел к остаткам недоеденного когда-то секача.
Мерзлая и далеко не свежая пища явно не поправилась тигру. Зарыв в снег оставшуюся голову (на всякий случай: голод-то не тетка), тигр перевалил речку Мазуренкина и левым склоном ее долины двинулся вверх. Оказавшись на следах кабаньего табуна, пошел по ним. Свиньи сначала трусили гуськом, потом остановились на пастьбу: место было подходящее — кедрач с дубами. Как ни осторожно скрадывал Пантелеймон чушек, те почуяли неладное и убежали.
Определив направление хода кабанов, тигр забежал вперед, поднялся на косогор, которым двигался табун, и устроил здесь засаду. Лежку я увидал за поваленным кедром, у вывернутых из земли корней. А в пяти метрах виднелась чуть припорошенная снежком утрамбованная площадка. Подсвинок вышел на свою смерть в упор. Прикусив добычу, тигр уволок ее по склону под старые ели и густой подрост молодых елочек, здесь пировал.
В подсвинке было около шестидесяти килограммов мяса, крупному самцу его хватило на два дня, после чего он не менее суток блаженно переваривал пищу в спокойном сне. Итак, кончился пятый день тигриной жизни, если считать за первый тот, когда я начал тропить.
Расположившись в опустелом логове тигра, я вскипятил свой неизменный чай и, пообедав куда хуже своего предшественника по пристанищу, пошел дальше.
Тигр долго валялся на снегу, чистился, терся о деревья, скреб их когтями, приводя себя в порядок и бравую форму.
Забравшись на небольшую скалу, зверь долго лежал на ней. Затем спрыгнул вниз с пятиметровой высоты и двинулся на юго-запад. Ему попадались свежие следы кабанов, но он не обращал на них внимания.
Вскоре мне удалось разобраться еще в двух охотах Пантелеймона. Обе оказались неудачными.
На пологом склоне сопки, покрытом кедрово-дубовым лесом, тигр, прихватив запах кабана, резко свернул влево и, чередуя мелкие шаги с остановками и лежками, стал его скрадывать. Место, где отдыхал кабан, я увидел издали — оно чернело у большого кедра. Идя следом тигра, я все время прикидывал расстояние — пятьдесят, сорок, тридцать метров… За небольшими дубами зверь ненадолго прилег и бросился к своей жертве. Но… что это? Сделав несколько прыжков, он резко затормозил всеми лапами, оголив землю до черноты. В десяти метрах от лежки кабана тигр, потоптавшись, свернул в сторону и ушел как ни в чем не бывало.