Корейский излом. В крутом пике
Шрифт:
– Это литерный состав. Любые следственные действия внутри него могут быть произведены только по разрешению Министерства Вооруженных сил. Кругом, шагом марш на службу. Часовой, закройте дверь, отъезжаем.
Милиционеры, осознав, что влезли куда-то не туда, уныло побрели в сторону вокзала. Обидно, но что поделаешь…
Никто не стал разбираться в сути произошедшего инцидента. Армия и МГБ состояли в специфических отношениях.
По прибытии на место дислокации офицеров раскидали по подразделениям. Лейтенант Мишин попал в эскадрилью Колесникова.
Капитан Советской армии Павел Колесников любил поспать после очередного боевого вылета.
Сойдя с лестницы-трапа, приставленного к его «МиГу», Павел увидел Хэн Суна, китайца из технического персонала, отвечающего за приборы и средства связи.
«Прямо как по заказу», – подумал Колесников и сказал:
– Там что-то высотомер барахлит, стрелка подрагивать начинает после двух километров. Займись сразу же – завтра с утра вылет.
– Слушаюсь, командир. – Улыбка китайца была безупречна.
Хэн Сун прекрасно говорил по-русски, без всякого акцента, потому что родился в СССР и учился в советской школе. Его отец, Бингвен увлекся коммунизмом и вовремя эмигрировал из Маньчжоу-Го, ибо не мог смириться с японской оккупацией, да и последующая политика Чан Кайши его тоже не привлекала. Его кумиром был Иосиф Сталин. А соратников папаши Хэна, решивших продолжить борьбу с оккупантами, постепенно переловили и казнили японцы.
Бингвен, осевший во Владивостоке, женился на местной китаянке, у них родился Хэн. В Китай Хэн вернулся совершеннолетним вместе с группой советских инструкторов, направленных для обучения китайских летчиков, сначала в Мукден, а позднее на аэродром в окрестностях Шанхая. Сперва он работал переводчиком, но его влекло небо, и Хэна перевели в группу капитана Колесникова для обучения летному мастерству. Командование не возражало, посчитав такой перевод полезным.
Хэн Сун оказался способным учеником, восприимчивым и ловким, тем более Колесникову обучать его было легко – сказывалось отсутствие языкового барьера. Хэн начал летать на «Ла-7», в перспективе надеясь пересесть на «МиГ-15», реактивный истребитель, мечту всех китайских летчиков. Но случилось непредвиденное – Хэн начал задыхаться на больших высотах. Он был заядлым курильщиком и курил всякую непонятную дрянь, как считал Колесников. Это, видимо, и послужило причиной его непригодности к полетам. Хэна хотели вернуть в переводчики, но Колесников настоял, чтобы способного китайца отправили на курсы технического персонала, за что Хэн был Колесникову бесконечно благодарен и продолжал считать его если не командиром, то старшим товарищем с непререкаемым авторитетом.
Сделав соответствующую запись в контрольном журнале и передав технарям самолет для проведения предполетной подготовки, Колесников направился в офицерскую гостиницу, которая, несмотря на мягкий шанхайский климат, была построена по сибирским стандартам: с толстыми кирпичными стенами, двойными оконными рамами и печным отоплением. Китайцы, жившие в домах собственной постройки, в зимнее время под любым предлогом ходили туда погреться, спасаясь от промозглой, ветреной сырости.
Сбросив летную экипировку, Павел переоделся в полевую форму Народно-освободительной китайской армии, проще – НОАК, и вышел на улицу. Умывшись из жестяного умывальника, прибитого к толстой липе, а он любил это делать именно здесь, а не в гостиничной умывальне, Колесников направился в столовую.
Стояла тихая теплая сентябрьская погода, ничто не предвещало исключительных событий, способных резко повлиять на жизнь капитана Колесникова да и на общий ход военных событий в Корее. К войне привыкли, советские летчики участвовали в боевых действиях, не пересекая границу и маскируясь под китайцев, и даже переговоры во время полетов их заставляли вести на китайском языке, что они и пытались делать вперемешку с русским матом. И все бы ничего… но судьба изменчива, как и природа.
Зайдя в столовую, Павел подсел к своим офицерам. В последнее время его эскадрилье было поручено прикрывать разведывательный самолет, который временно был включен в ее состав. Самолет-разведчик поручили пилотировать старшему лейтенанту Иноземцеву, командиру второго звена.
– А где Иноземцев? – спросил Павел.
– А он может вообще не прийти, – язвительно заметил лейтенант Лопатников, командир первого звена. – Он у своей китайской красотки кормится. А ведь и правда красотка, смачная женщина и готовит отменно. Сказочная принцесса династии Тан. Китайская кухня – это тебе не перловка с тушенкой.
Иноземцев имел странно асимметричное лицо, приплюснутый нос и непомерно кустистые брови, но, несмотря на нестандартную внешность, нравился сослуживцам за свой искрометный юмор, и женщинам он тоже нравился… А вот за какие такие заслуги – этого никто не мог понять. Из-за женщин он и пострадал, чуть не загубив военную карьеру.
На своем прежнем месте службы, в одной из летных частей под Воронежем, он умудрялся крутить любовь одновременно с двумя сестрами-близняшками, жившими в городке, к которому прилегала его часть – эдакий семейный подряд. А когда женщины разобрались в этой любовной эквилибристике, то сильно обиделись и вместе нажаловались замполиту. Ситуация была несуразная до смехотворности, но замполит, убежденный коммунист и истовый борец за чистоту партийных рядов, стал настаивать на исключении старшего лейтенанта Иноземцева из рядов ВКП(б), что влекло как минимум увольнение из рядов Советской армии. Вмешался командир части, который сам был не без греха, и по его рекомендации Иноземцева перевели в истребительную авиадивизию, базировавшуюся в Восточном Китае, и в силу большого опыта и высокого летного мастерства назначили командиром звена.
А пилотом он был отменным. К осени 1950 года на территории КНР было несколько советских воинских частей, которые занимались подготовкой летных кадров ВВС КНДР, НОАК и противодействовали гоминьдановской авиационной группировке, а в последнее время – и американцам. Дивизия, куда перевели Иноземцева, имела на вооружении реактивную технику.
На новом месте службы старлей тут же завел роман с поварихой китайского происхождения, но здесь начальство на подобные связи смотрело сквозь пальцы, чтобы летный состав не страдал от дефицита женского пола, лишь бы скандалов не было.
Иноземцев все-таки присоединился к коллективу, иначе последовали бы выводы, но обедать не стал – прав оказался Лопатников. А вот от чая не отказался.
За чайной церемонией офицеры обсуждали текущее военное положение по информации, почерпнутой из официальных и неофициальных источников. А обсудить было что – события нарастали. В этой войне появилась настороженная и обманчивая стабильность, как камень на вершине горы, готовый сорваться вниз по склону и увлечь за собой целую лавину. Но не со стороны корейцев – там военный маятник раскачивался, пересекая 38-ю параллель в обе стороны, от Пусана до Пхеньяна, а со стороны СССР. «Вроде бы и воюем, но рядимся под китайцев, прикрываем приграничную инфраструктуру, а на территорию противника ни-ни, не пересекать реку Ялуцзян, не залетать в Желтое море, вроде бы чтобы не попасть в плен… А как на самом деле? Тем временем в Восточный Китай прибывают все новые советские авиадивизии, стоит вопрос о создании истребительного авиационного корпуса – а это масштаб не для сегодняшних партизанских вылетов.