Корейский вариант: Корейский вариант. Время сурка. Сеятель
Шрифт:
Осмотревшись, я пожал плечами и пояснил:
– Куда меня ночью занесли и положили, там и спал. И вообще, на входе не написано, что она женская.
– Я тут, значит, женская, – сделав холодный тон, ответила та. – Иди отсюда.
– Вот вечно ты так, – пригорюнился я. – Нет чтобы приобнять, обогреть, всё пинаешься. Генералов своих южнокорейских пинай.
Увернувшись от очередного пинка и не обращая внимания на то, как та замерла, глядя на меня, я подхватил вещи и в одних трусах выбежал наружу. В руках у меня только комбез был и обувь, остальное куда-то делось. Отобрали, сволочи краснопогонные. Снаружи я быстро осмотрелся, не понимая, где нахожусь, длинными рядами тесно друг к другу стояли ровные, можно сказать, идеально ровные ряды больших взводных палаток. Посмотрев в обе стороны улицы, увидел тупики, но не выход. И где это я? Однако отойти от палатки мне не дали, часовой, что стоял у входа, так и сказал:
– Не велено.
– Чего не велено?
– Ничего не велено.
– А если ничего не велено, то велено не веленого. Получается, что велено, так?
– Так, – вынужденно сказал солдат, тупо глядя на меня.
– Ну, я пошёл.
– Стой! Не велено покидать палатку, – быстро пришёл тот в себя и, сняв с плеча винтовку, загнал меня обратно в палатку, где, свернувшись в клубок, вся дрожала на моей койке красавица. – Чего это с тобой? – с недоумением спросил я, устраиваясь на пустой соседней койке, и, надев майку, стал надевать комбинезон.
Та подняла голову, и я увидел её смеющееся лицо, со всхлипами та сказала:
– Иди отсюда, велено не велено.
– А, веселимся, ну понятно. Сейчас обувь надену и уйду.
Надев носки, без них ноги в этих ботинках преют, потом сами ботинки и завязав шнурки, направился к задней стенке палатки. Жаль, ремня не было, как сняли с ножнами, так и сгинул, как и сидор. При этом остальные мои вещи и мелочёвка, включая перочинный нож, оставались на месте, да и деньги тоже. Странный арест какой-то. Подойдя к задней стенке палатки, я попытался поднять край. Получилось, можно протиснуться.
– Это куда это ты намылился? – с подозрением спросила хозяйка палатки. Мы с ней продолжали общаться на русском.
– Ты такая же женщина, как и все. Женская логика во всей красе. То пшёл вон, то куда намылился. Не видишь, что ли? Ухожу я. На передовую рвану, попробую устроиться в какой полк, а если нет, то в пехоту. Надо найти тех, кто отца убил, месть – она такое блюдо, подаётся холодным. Найду.
Девица тут же закричала, перейдя на корейский:
– Часовой, тут побег!
Я уже почти вылез по пояс, когда меня схватили за ноги и в четыре руки, предательница помогала, затащили внутрь, на что я и сказал на корейском, чтобы все поняли:
– Сволочи.
– Идите, – скомандовала та солдату, а сама, устроившись на койке, стала одеваться. – Откуда ты знаешь про генерала?
Вопрос прозвучал как бы между прочим, но мне показалось, что её это очень интересует. Часовой уже вышел, вот она и нарушила тишину. Разве что скрип койки раздавался, на которую я лёг, подложив под голову правую ладонь. Смысла скрывать я не видел, поэтому ответил, дирижируя указательным пальцем левой руки:
– Видел вас, сначала в машине, где засада была, а потом в селе, где вы обжимались. Меня от вида, честно говоря, чуть не стошнило.
– Подожди, – нахмурилась та, замерев с юбкой в руках, которую не успела надеть. – Ты был на месте засады?
– Ну да. Наткнулся на солдат, думал, настоящий патруль, а они меня убить хотели, как других крестьян в яме. Я понял по голосам из кустов, что тут засада и меня в живых не оставят, убил обоих солдат, взял гранаты, раскидал в разные стороны и побежал через дорогу. Чуть не сбили меня.
– Там был мальчишка-бедняк, я помню его прыжок-кульбит на обочину.
– Я и был, маскировался. Вы же, гады, меня в кафе узнали. Потом после засады снова переоделся, в костюм, и на автобусе дальше поехал, а там вы у машины с генералом. Видел, как он тебя лапал.
– Это не то, что ты думаешь.
– Да мне наплевать, это ваши игры. Главное, меня в них не втягивайте, я с мужчинами целоваться не буду.
Прикрывшись локтем от подушки, что та в меня кинула, услышал от неё:
– Что-то мы часто встречаемся.
– Вот-вот, с языка сняла. Я же говорил, ты меня преследуешь.
– Да ты!.. – взъярилась та, но договорить не успела, как, впрочем, и до конца одеться, в палатку прошёл один из знакомых спецов.
Они для меня обезличены были, не представлялись, велели обращаться «товарищ советник», так что кто это был, не знаю. Окинул нас весёлым взглядом, красавица тут же надела последнюю деталь туалета – юбку, и сказал:
– Я вижу, вы познакомились?
– С таким общаться себя не уважать, – задрала та нос, успев опередить меня, так что я решил промолчать, только пальцем у виска покрутил, но так, чтобы спец видел, а она нет.
– М-да, – только и промолвил тот. – Что ж, не знаю, обрадую вас или нет, но сообщу. Вы теперь напарники. Анна, он твой пилот.
– Что?! – возмущённо взревела та, на что я опять промолчал. – А других пилотов нет, не таких детей?
– Тебе самой шестнадцать, так что кто тут ребёнок, ещё подсчитать надо. Пак младше тебя на пять месяцев.
– Э-э-э, стару-ушка, – насмешливо сказал я и отбил рукой вторую подушку.
Но на самом деле я сильно удивился. Нет, выглядела девушка на пятнадцать, но я думал, что она именно старше, хотя бы восемнадцать, а это оказался подросток. Пока та молчала, уставившись куда-то в пол, я задал вопрос:
– Товарищ советник, я так понимаю, мне нужно кого-то куда-то перевезти? Почему выбрали меня?
– Ты там уже был. К тому же языками владеешь.
– Угу, – замер я на миг и тут же встрепенулся: – Япония?
– Тут не то место для общения. Собираетесь, и за мной.
Я сразу соскочил с койки и вышел следом за советником, мне собираться не нужно, уже, благодаря одной боевой наглой девице, а через минуту, нам пришлось подождать, и она вышла. Часового не было, видимо, заходя в палатку, советник его отпустил. У девушки была сумка при себе, на рюкзак похожая, я забрал её, без возражений отдала, и мы пошли по палаточному городку к выходу. Через пару минуту я сообразил, что тут расквартированы те части, которые занимаются разборами завалов в столице, оттого тут так пусто, а также рядом ещё один палаточный городок, уже для тех, кто потерял в огне под бомбами своё жильё. И тут раздался крик: