Корейский вариант: Корейский вариант. Время сурка. Сеятель
Шрифт:
Шагая, я размышлял. Тыл для меня закрыт. Как ни крути, но спецы про меня не забудут, это в прошлый раз легко отпустили, что-то их отвлекло, думали, никуда я не денусь, а тут бомбардировка, однако всё равно разговор будет. Слишком те заинтересованы загадкой, кто меня учил. Их тоже понять можно, выучили меня, обучат кого другого, врага, например, да на секретной технике, надо пересечь, вот и будут со мной работать, пока не узнают, где находится та часть, которую они так интенсивно искали этот месяц. Зачем самому к ним идти? Конечно, после тюрьмы и американской базы я крепкий орешек, и пытки выдержу, хотя и сомневаюсь, что до этого дойдёт, но я слишком непонятный, а таких не любят. Значит, тыл закрыт для меня. Пока пойдём за наступающими войсками, если части перебазируются туда, то может, удастся к кому пристроиться. Если подполковник так говорил, что я довольно известная личность среди лётчиков, значит, так и есть, вот и попробуем поиграть на этой известности. Ладно, не дадут боевую технику, поскриплю зубами, но смирюсь, но хоть тот же связной или транспортный мне можно доверить? Можно же найти своё место на этой войне. Даже если не получится в какую авиачасть устроиться, то в пехоту на крайний случай. При этом ненависти к южанам у меня особо и не было, так, удовлетворение от хорошо сделанной работы, американцы, к сожалению, в этой войне пока не участвуют, кроме того эсминца, потопленного нашей группой, и пары ещё, как я слышал от парней. Не мы одни по звёздно-полосатому флагу потоптались.
Выйдя на перекрёсток, я перешёл на другую сторону, вышел на дорогу, что уходила дальше в сторону передовой, и поднял руку. Колонны и отдельные машины шли сплошным потоком, покрывая меня и обочину клубами пыли и вонью выхлопных газов, но никто не торопился останавливаться. Стоять на месте надоело, так что я пошёл дальше по обочине от перекрёстка с поднятой рукой, но видимо, водителей так заинструктировали – не останавливаться, вдруг диверсант, что шли, не обращая на меня внимания. Тут я заметил, что вдали, а от перекрёстка я отошёл солидно, сворачивают в сторону расположения полка две машины, легковушка и грузовик. Далеко, но вроде европейцы в машине были, их издалека узнать можно было. Тем более один светловолос. Перебежав на другую сторону, я побежал на поле, а надо мной с рёвом заходили на посадку пара «лавочкиных». Подобравшись поближе, я достал из сидора бинокль, трофейный, и стал изучать КПП. Ну точно, те самые спецы, что начали мой допрос в одном из кабинетов здания штаба ВВС страны, но не довели до конца. К гадалке не ходи, за кем они приехали. Вся злость на подполковника мгновенно испарилась. Нет, всё же тот мужик, настоящий офицер, всё правильно сделал, а не гнида узкоглазая, как я раньше думал. Встречаться с этими типами мне хотелось меньше всего.
Убрав бинокль обратно, я отполз назад, уходя за складку местности, потом вскочил и рванул обратно к дороге. Если спецы узнают, что меня только что выгнали, могут и начать поиски. Те же посты и патрули известить, значит, уходить нужно, а лучше уехать. Оно так как-то быстрее будет. Тем более скоро ночь, позволит скрыться. Да уж, и путь в Союз мне теперь заказан, выпотрошат и выбросят оболочку. В Союз я смогу отправиться только в одном случае, если буду под другим именем и, что уж говорить, легендой. Притворюсь китайцем. Есть варианты, так что в Союзе можно будет устроиться, но Пак уйдёт в небытие, а останется мой псевдоним – Ли Си Цин.
Добежав до дороги, я нагло встал на ней и поднял руки, тормозя машину, по-другому они как-то не останавливаются. Из кузова грузовика выглянуло несколько солдат, и я даже застонал от досады, увидев у них повязки патруля, а офицер, что сидел в кабине, улыбаясь, выходил наружу, его явно развеселила ситуация. Пока грузовик отгоняли на обочину, чтобы не мешать очередной подходящей транспортной колонне, тот проверил документы. Тут из кузова выглянул с наушниками на голове радист, длинный хлыст антенны в кузове и так было видно, и сообщил:
– Товарищ лейтенант, ориентировка только что прошла нашим кодом. Разыскивается Пак Мун Хо, пятнадцать лет. Одет в зелёный лётный комбинезон армии противника, с сидором и ножом на боку. Есть словесное описание.
Лейтенант, что изучал мои документы, те самые, выданные в штабе полка час назад, заулыбался ещё шире.
– Да, парень, что такое не везёт, это про тебя, – после чего, пока боец, что его страховал, разоружал меня, нож снял и сидор забрал, крикнул радисту: – Передай, что задержали, и наше местоположение!
– Велели ждать на месте, – почти сразу ответил тот.
Я лишь горестно стоял под прицелом двух автоматов, между прочим, бывших японских. Машина со спецами подъехала быстро, легковая, грузовика не было, из неё вышли двое советников, показали документы и забрали меня со всеми вещами и документами. После этого патруль отправился дальше, а меня, устроив на заднем сиденье, стиснув с двух сторон, повезли в противоположную сторону. Если никуда не свернём, то эта дорога выведет к перекрёстку, где была прямая дорога до Пхеньяна. Не свернули. Но доехали или нет, не помню, сморило меня, да и усталость двух боевых вылетов сказывалась, та же ночь бессонная, так что я уснул, мысленно махнув рукой, будь что будет дальше.
Ночью меня будили, видимо приехали куда нужно, дальше меня, мало что соображавшего, завели в какую-то палатку и, подсвечивая фонариком, уложили в койку, я даже раздеться смог, после чего, накрывшись лёгкой простынёй, спокойно уснул дальше. А проснулся я от мощного пинка в бедро, что сбросил меня с койки, и истошного вопля мартовской кошки:
– А ну брысь отсюда! Это палатка для женщин!
– Иди к чёрту, – пробормотал я по-русски, пытаясь выпутаться из простыни, будучи уверенным, что меня не поймут, но ответ получил мгновенно, причём голос был как-то уж больно знаком:
– Сам козел!
Наконец выпутавшись, я посмотрел на красавицу, что стояла передо мной в одном белье, и мы одновременно возмущённо выдохнули:
– Ты-ы-ы!
Первым всё же сориентировался я, брякнув, что в мыслях крутилось:
– Ты меня преследуешь, что ли?
В ответ та, запрокинув голову, захохотала. Надо сказать, и это запрокидывание головы, и хохот смотрелись очень красиво и естественно, но я отчего-то подумал, что та этому долго тренировалась. Отхохотавшись, а я уже сел на койке, сложил простыню, та ответила:
– Нужен ты больно. А я так и думала, что ты Пак. Ты в душе на русском пел, красивая такая песня, жалобная. Про то, как она вернётся, что она тебе заменяет солнце, и ты наденешь ей колечко на палец.
Тут я чуть не смутился. Это была единственная современная русская песня, которую я слышал за двадцать четыре года. На американской базе, пока у меня брали анализы, зазвучала на латышском радио эта песня, и я её прослушал до конца, а потом долго крутил в голове, запомнив на всю жизнь. Она мне очень понравилась, как свет в оконце. Можно сказать, один из факторов, почему я держался, а не сломался под опытами, как остальные.
– Угу, и ты в одном белье была, – решил я отвлечь красавицу, да и тема позабавила. – То мне больше понравилось, чем то, что сейчас на тебе, армейское.
– Обойдёшься, – фыркнула та, как кошка. – Мы как вернулись, сразу о тебе доложили, и ты через пару дней появился.
– Ну, вот пазл и сложился… Ладно, тебе чего от меня снова надо, а? Отстань уже от меня, я спать хочу.
– Ты. В. Женской. Палатке, – печатая слова сообщила та.
Кстати, говорила на чистейшем русском языке, и я теперь более чем уверен, что девочка из Союза. Вот только что она тут делает, в шпионские игры играет? И кто только её надоумил, кто подтолкнул на скользкую дорожку?