Корейский вариант: Корейский вариант. Время сурка. Сеятель
Шрифт:
– Когда мы вылетаем? – сразу спросила она.
– Домой хочешь?
– Очень, там друзья, приятели. Тем более этим летом я директору школы обещала, что пионервожатой поеду в пионерский лагерь. Хотя бы на третью смену могу успеть. С дедом попрощаюсь и полечу. Дед обещал навестить меня в Москве.
– Ага, понятно. Это когда вы договориться успели?
– Когда я жила с ним, мы знакомились, общались. Потом эта ужасная война началась, и меня побыстрее отправили в Пхеньян и стали готовить полёт к бабушке, тем более родственники телеграфировали её просьбу. Ну, вот мы с тобой и полетели, чтобы остановить войну.
– Хорошая причина поспешить, – согласился я, отметив, что эти ответы не совпадают с прошлыми. Тогда рассказывала, что в Пхеньян перебралась за два дня до войны, а тут после. Завралась.
– Так, когда мы летим?
– Когда я поговорю с хозяином этого заведения, тогда и вылетим. Без этого улетать не стоит, будет дурным тоном, да что там, это будет как пощёчина главе этого поселения. Да и вежливость надо проявить, ведь он нам помог.
– А когда он придёт?
– Часа через полтора, его нет в деревне, на хуторе он. Приедет, поговорим. Идём лучше погуляем, на остров посмотришь. Я тебе с холма бухту покажу, где самолёт прятал.
– Это ведь тот самый, на котором тебя похитили? На нём нас возили на остров.
– Ага, я его местным продал, чтобы деньги получить на обратную дорогу. Жаль, он повреждён был, мотор серьёзного ремонта требовал, да и продал недорого, местные довольны были…
Разговаривая, мы стали подниматься на холм, я предварительно предупредил прислугу, что мы вернёмся через час, погуляем. За время прогулки я описал свои приключения, указал на бухточку, отсюда сверху она казалась такой крохотной, но стоянку показать не мог, густые заросли скрывали пляж, так что если бы местные сюда поднялись, они бы самолёт с холма не рассмотрели, только с открытой воды океана. То есть с лодки. Тем более рыбаки на промысел у них постоянно ходят. И сейчас лодок мало было, на рыбалке те, всё же в основном японцы именно рыбой питаются, хотя и мясо бывает, я помнил встреченных овец и коров. Кажется, они старому японцу принадлежат. У него тут на острове самая большая усадьба и хозяйство.
После возращения в село Анна ушла в номер, а я поговорил с хозяином таверны, старый контрабандист уже вернулся, но я видел во время нашего разговора, что тот чем-то был сильно озадачен, что-то его тяготило. Он ни о чём не просил и легко кивнул, согласившись помочь, прислал людей, что подняли из салона бочки и ручным насосом заправили самолёт. Одна бочка лишней оказалась, баки полны, поэтому я подарил её, да и пустые тоже, местному хозяину, это я про старого контрабандиста. Пригодятся, тара удобная. А вообще в планах не было вытаскивать бочки из салона, заправлять самолёт планировалось ручным насосом, я его тоже тут оставил, по возвращении спишу, и длинным шлангом. Однако дышать испарениями в салоне не хотелось, вот так аккуратно и избавился от них. Тем более теперь салон свободный, и груза никакого, лететь легче было. Я не скажу, что полёт сюда был крайне тяжёлым, но потрудиться пришлось. Сильно устал, пока летел, хорошо на этой машине автопилот есть, для подобных самолётов редкость, иначе никакой был бы при посадке, смены-то не было, а так хоть штурман сменить смог бы, так что отличная машинка мне досталась, можно сказать великолепная.
После полной заправки я попрощался со старым японцем, часов одиннадцать было дня, мы уже плотно пообедали в таверне и прошли на борт воздушного судна. Один из баркасов взял нас на буксир и развернув, отвёл от берега, где я отдал концы. После этого запустив моторы и прогрев их, пошёл на взлёт. Улетали от острова мы также на бреющем, внимательно поглядывая по сторонам. Пару раз этим утром в небе виднелись патрульные самолёты с американской базы, или истребители, что барражировали по своему маршруту, но и о радаре не стоит забывать. На острове такая установка точно была. Я не закрывал носовой люк, более того, открыл кормовой и форточки, так что, пока мы летели на бреющем, где-то около трёхсот километров пролетели, ветер, что гулял по салону, выдул все остаточные запахи бензина. После того как я начал подниматься ввысь, Анна пробежалась и закрыла люки, форточки – это уже моё. Да, и пока мы летели на бреющем, удаляясь от острова, девочка наблюдала за небом, мало ли какой патрульный самолёт будет пролетать, увидит нас, однако, к счастью, никого не было. Поднявшись на пять тысяч километров, я сходил к лежавшим кучкой вещам и расстелил одежду в виде лежанки. Всё это под подозрительным взглядом Анны. Та сидела в кресле штурмана и, обернувшись, наблюдала, что я делаю. Мы уже переоделись, я в свободного вида светлые штаны и рубаху, Анна тоже в номере трактира переоделась, так что помять эту одежду, что пригодилась нам для маскировки, было не жалко. Вернувшись в кресло пилота, сообщил ей:
– Если отдохнуть захочешь, полежать, я приготовил лежанку. Долго сидеть тяжело, по себе знаю.
– Хорошо, – кивнула та. – Спасибо.
Дальше мы летели больше молча. Анна то рядом сидела, рассматривая голубое небо или воды внизу, то лежала, играла с тростью. Та, к счастью, не пригодилась, хотя и была всё время при мне на острове в усадьбе, как, впрочем, и пистолет. Тот тоже сейчас в вещах лежал. Когда до Пхеньяна осталось километров сто пятьдесят, я рассмотрел в стороне, боковым зрением, далёкую вспышку на горизонте, а чуть позже нас догнала ослабленная воздушная волна, слегка тряхнув. Ну, поболтало точно. И так по времени уже пора было связываться со встречающими, а тут, крутя настройки, я с холодеющим сердцем по всем каналам услышал крики на разных языках. Американцы взорвали бомбу, много погибших. Пострадала Корея. В голове не укладывается. Как посмели? Как до такого дошло, ведь не было же предпосылок для этого?
Снижаясь, я стал вызывать радиста, зная нужный позывной. Перед вылетом меня заставили заучить основной и резервный каналы, по которым я должен связаться с куратором этой операции и сообщить время прилёта. Посадку совершу я там же, где мы и взлетали. Вот и стал вызывать радиста. Ответил тот не сразу, шумов и чужих переговоров на каналах хватало, включая этот, но поговорить смогли. Подтвердив получение информации, я спросил:
– Что произошло?
– Был использован спецзаряд.
– Какой город пострадал?
– Пусан. Повезло, патруль издалека заметил группу чужих истребителей, что сопровождали тяжёлый бомбардировщик, и, вызвав помощь, бросился в атаку. Погибли все, как и полк, что успел подойти, но бомбардировщик сбили. Три самолёта с корейскими пилотами таранили его. Есть очевидцы. Бомбардировщик со спецбоеприпасом упал в море в шести километрах от Пусана и сработал. Город смыло, большие жертвы… Да, прибудете, всё узнаете, а пока прекратить лишние разговоры в эфире.
Последнее радист добавил строгим голосом, видимо начальство потребовало. Я подтвердил приём информации. Также тот добавил, что нас встречают. А пока подлетали, я описал шокированной Анне, что случилось, и та ушла к лежанке, где свернулась клубком, явно переживая. Только и были слышны щелчки, она открывала лезвие клинка трости и звонко захлопывала. Видимо, это её успокаивало.
Действительно встретили, заходя на посадку, я видел на берегу грузовик с открытым кузовом, в нём бочки стояли, пару легковушек и шлюпку, что отходила от берега, когда мы уже приводнились и, сбрасывая скорость и завывая моторами, приближались к ним. Подойдя поближе к берегу, я заглушил моторы и открыл кормовой люк, тут удобнее было выбираться, но не успел я обернуться, как почувствовал боль в груди и спине. Посмотрев на лезвие клинка, что вылез из моей груди сантиметров на двадцать, я вспомнил, как любовался им, извлекая из трости. Ноги ослабли, и я повалился на пол, и единственная мысль, что у меня билась в голове, была – за что? Ведь за спиной у меня был один человек, которому я безгранично доверял. А ведь получается, меня переиграли. Я-то думал, смогу вывернуться. Главное было доставить Анну… доставил.
Глухо застонав, я пошевелился и сел. Первое, что я услышал, очнувшись, весёлые трели пичуги, но почти сразу на меня обрушилось ещё одно, то, что смогло поразить, несмотря на моё не самое лучшее состояние. Болело всё, особенно голова. А поразило меня то, что я снова видел всё то же самое, что со мной было больше полутора месяцев назад. Как будто всё повторялось. И рана на голове ныла. Откуда-то со стороны послышались знакомые восклицания, всё это под мощный рёв движка, что заметно удалялся, поэтому я постарался побыстрее прийти в себя. Русские не сдаются. Пошевелившись, я сел, рассматривая теперь свои молодые руки, грязные, пятнадцатилетнего паренька, с грязной окантовкой под ногтями. Состояние так себе было, сознание плавало, как и в прошлый раз, но я хотя бы помнил, что со мной было. Да-а-а, не с моими способностями играть с подобными зубрами. Сделал дело, и клинок в сердце. Ах, Анна, Анна, как же ты меня провела, играла всё время подростка, и ведь я поверил, а получается, ни слова правды, всё, что мне говорили, было ложью, от начала и до конца. Что ж, это будет мне уроком, смертельным, но уроком. И что это были за игры с японцами на Окинаве? Теперь уже не узнаю.