Корни камня

Дяченко Марина и Сергей

— Что с тобой, малыш?

Мутная волна стояла у самого горла; Ивар понял, что захлебнется, если не ответит этой благоухающей твари.

И он ответил.

…«Герцогиня» была маленькой шлюпкой, подарком Сане на пятнадцатилетие очень дорогая, красивая, удобная в управлении вещь с целым веером встроенных маршрутов.

Ивар взломал автопилот на шестой минуте после старта. Саня смолчал, потому что была та утренняя сцена, ласковая рука Регины на Иваровом плече и все, что за этим последовало… Саня вспомнил

пятна, покрывавшие белое лицо брата — и смолчал.

Над главным экраном покачивался лохматый чертик на липучке — раздумывая о направлении, Ивар сосредоточенно крутил ему хвост. Потом щелкнул по клавиатуре. Саня вскинулся:

— Эй, ты чего?..

— Все свалишь на меня, — сказал Ивар сквозь зубы.

— Это запрещенный объект!

— Да?! Нет ничего запрещенного! Нет запрещенного, ясно?!

Саня замолчал, будто бы проглотив язык.

Во всех экранах рос, надвигался выпуклый бок планетки-спутника: грязно-желтый, как ломоть неаппетитного фрукта; вызывающе задрав колени, Ивар возлежал в кресле перед пультом. В кресле поместились бы еще как минимум два Ивара.

— Ну пожалуйста… — тихо попросил Саня. — Ивар…

Компьютер перебил его, злорадно мяукнув:

— Посадка запрещена! Посадка на объект «Пустыня»…

Хищным охотничьим движением Ивар потянулся к динамику. Беззвучно утонула кнопка — голос, поперхнувшись, умолк, зато на экраны внешнего обзора выполз орбитальный сторож, маленький, воинственного вида спутник-автомат.

Саня почувствовал необходимость быть решительным. Настолько решительным, что даже способным ухватить брата за воротник:

— Так, игрушки кончились. Выходи из-за пульта… Ну-ка!

Не пытаясь сопротивляться, Ивар поднял на него огромные голубые глаза:

— Давай… Тяни меня. Можешь еще лбом о стенку…

— Ах ты провокатор сопливый!

— Давай… Вот-вот…

Орбитальный сторож считал позывные «Герцогини» — и смущенно потащился прочь. По-видимому, весь флот, принадлежащий лично Командору, имел на этот счет некую специальную маркировку.

— Вот, — сказал торжествующий Ивар.

Саня опустил руки.

Сегодня утром Ивар плакал, забившись в узкую, как щель, душевую — плакал и думал, что его никто не видит.

— Ивар… Никто просто так ничего не запрещает. Раз запретили — значит, опасно. Опасно!.. А отец…

— Пусть спросит, я ему объясню… Я объясню ему, что если он может позволить себе…

— Замолчи! Об отце…

К удивлению Сани, Ивар печально согласился:

— Да… Отец. Зато она… Она…

Саня вспомнил, какое у Регины было лицо. Когда она услышала… Гм. А на ребенка, вроде бы, обижаться не пристало…

Желтая, в круглых выбоинах поверхность объекта «Пустыня» заняла собой экраны и экранчики. Ивар методично крутил чертенку хвост.

— Слушай меня, — сказал Саня самым твердым голосом, на какой был способен. — Три минуты — и старт. И моли святыню, чтобы нас не засекли…

Ивар пожал плечами.

Шлюпку тряхнуло — три цепкие лапы ее впились в поверхность запрещенной планетки. Ивар чуть улыбнулся — впервые за весь день. Кажется, это называется предвкушением. Ожиданием приключения…

— Ты, Сань, можешь и внутри посидеть. Перед законом чист, борта не покидал…

Саня ничего не ответил — только смотрел возмущенно и беспомощно.

Лохматый чертик подергивался на своей липучке, и в зеленых вспыхивающих глазках его поблескивало затаенное злорадство.

Над головами висело низкое, плотное, неприятно рыхлое небо. Казалось, подпрыгни — и можно оборвать с него клок; Ивар подпрыгнул. Из-под ребристых подошв взвилась туча пыли.

— В такие минуты, — пробормотал Саня, — я всегда вспоминаю, как сильно хотел иметь сестру.

Холмистая равнина напоминала разоренную постель, небрежно прикрытую зеленовато-серым одеялом; Ивару тут же стало противно: в запрещенном, неизведанном мире, где оставить отпечаток подошвы — уже преступление… постель?! Что за дурацкие, пошлые сравнения?!

Саня нервно зевнул:

— Пусто… Чего тут бояться, интересно… Ну что, возвращаемся?

Саня трусил все-таки. Ивар тоже трусил, но горечь и стыд требовали лекарства, а единственным лекарством сейчас было щекочущее, будоражащее осознание собственной отваги. Он вскинул голову, едва не стукнувшись затылком о внутреннюю поверхность шлема.

Горизонт лежал кольцом, узким обручем, и плоская, заключенная в круге равнина вовсе не походила на пустыню — скорее на степь, как ее показывают на экране, да еще и унылую, серо-зеленую, потрепанную ураганом степь.

— И сказал юный Рыцарь единокровному брату своему: вот, пришли мы, и доселе не ступала тут нога человеческая…

— И ответствовал брат, — в тон ему отозвался Саня, — ответствовал: в наимерзейшее место затянул ты меня… маленький провокатор…

Ивар не ответил. У него вдруг мурашки забегали по спине — такой внезапный, такой сильный охватил его восторг.

…Прищурив глаза, стоял Белый Рыцарь на границе Мира, и Мир, затаившись, ждал. Ждал, прикинувшись безжизненным, не ведая, что обрел наконец господина и повелителя, и скоро в небо вонзятся острые башни замков, и зазвенит, и запылает, закаляясь, сталь, и бесчисленные дружины явятся на первый зов своего короля… А пока он стоит и смотрит, и рука его привычно лежит на тяжелой рукояти, и полощутся на ветру цветные флаги, и застыло за спиной верное до смерти войско…

— Ива, пошли отсюда…

Мир ждет его решения, Мир готов принять из его рук любую участь… Вот поднимается над головой широкий, иззубренный в битвах меч: