Корни зла
Шрифт:
Мама полулежала на диване, ее волосы спадали на лицо — у нее были красивые темные гладкие волосы, — а юбка была задрана выше талии. Ее ноги были обнажены, и он стоял напротив нее, вталкивая свое тело в нее — вставляя, вытаскивая, туда-обратно, туда-обратно, еще и еще. Мышцы на его ягодицах и бедрах сжимались и разжимались, его лицо было искажено от концентрации и дикого наслаждения.
Вы не росли в Педлар-ярде и не знаете, что мужчины делают с женщинами в постели, или на задних сиденьях автомобилей, фургонов, или у стен в переулках. Над этим потом хихикали на игровой площадке. Об этом шептались ребята постарше.
Никто из них не услышал, как открылась дверь, так что можно было просто отползти назад наверх и остаться неуслышанным. Но мама задыхалась от боли, ее рот распух и кровоточил. А что если это действительно была ночь, когда он убьет ее? Свет освещал жестокие красные ссадины на ее лице. Завтра эти следы станут синими, и она не будет выходить из дома, пока они не исчезнут, чтобы никто ничего не узнал. (Но что если завтра ее уже не будет в живых и ей не придется идти куда бы то ни было?)
Теперь он отодвинулся, браня маму, называя ее никуда не годной и говоря, что она даже не может вызвать эрекцию у мужчины. Он не кричал, а говорил холодным ненавидящим тоном. Так же холодны и полны ненависти были и его глаза. Вообще-то в эти ночи он всегда был таким. Он выглядел нелепо со спущенными брюками и болтающейся на бедрах рубашкой.
— Это потому, что ты сегодня мертвецки пьян, чтобы трахать что-либо!
Голос мамы был полон слез и злости, но еще он был более сильным и резким, чем когда-либо прежде. И было так странно слышать из ее уст такие слова, как «трахать» и «мертвецки пьян», хотя подобные словечки часто использовались в Педлар-ярде. В этот ужасный момент мама была уже совсем не тем тихим и знакомым человеком, который выдумывает истории и рассказывает о дне побега. Она выглядела как воющий зверь с красными страшными глазами. Она была похожа на крысу, нет, на землеройку из школьной постановки. Она царапалась и кричала на отца. Она была отвратительна! Да, отвратительна! Она внезапно стала очень страшной.
— Слезь с меня, ты, беспомощный ублюдок! — кричала мама. — Слезь с меня и дай мне уйти из этого места, ради всего святого!
Она оттолкнула отца так, что он отшатнулся, и именно тогда он увидел, что дверь приоткрыта. Он пересек комнату и вышел, а мама попыталась проскользнуть в маленькую прихожую. Но он ее остановил. Руки у него были грубыми и мозолистыми из-за его работы — он был грузчиком. Он ненавидел свою работу, да и вообще он был безумно ожесточен из-за того, что ему приходилось работать.
Он говорил, что дети, сующие свой нос в чужие дела, должны быть проучены. Их следует научить не совать нос куда не следует — а затем было ощущение его рук — твердых и сильных. Он потянулся за своим ремнем с пряжкой...
В это время мама шла по комнате с поднятой над головой рукой, свет превращал цвет ее глаз в красный, как у крысы. Но она не крыса, не крыса... Нет, она крыса, ведь я могу видеть ее когти...
У нее не было когтей, но в руках сверкало суровое и жестокое острие, красневшее в отблесках огня.
Ножницы из корзины для шитья, которая стояла у камина.
Острие сверкнуло, и отец поднял руки, чтобы защититься, но было слишком поздно — мама действовала молниеносно.
Ножницы нанесли удар, и стальные кружки их ручек оказались на месте глаз. Ножницы проткнули его глаза.
Глава 5
Невероятно, но это его не убило. Он отступил назад, ревя от боли. Из его лица торчали ножницы. Кровь струилась по его щекам, и плотные темные капли, смешанные с жидкостью, которая сочилась из разорванных глаз, стекали вниз по лицу. Вид всего этого вызывал приступы тошноты.
Он пытался вытащить ножницы. Нащупал их одной рукой, потом второй и с ужасным животным хрюканьем вытащил их. Послышался влажный хлюпающий звук — ужасно! Затем раздался крик боли. Лезвия вышли, и большое количество крови хлынуло и растеклось повсюду.
Мама попятилась к стене. На костяшках ее пальцев виднелась кровь. Она уставилась на слепое, измазанное кровью лицо. Невозможно было понять, что она чувствовала. Быть может, она была шокирована или до ужаса напугана.
Искалеченная голова поворачивалась из стороны в сторону. Вдруг он все еще может видеть после того что с ним сделали? Нет, конечно, не может. Он шел на звук, на запах, шел инстинктивно. Он знал, что мама все еще была в комнате, и он собирался найти ее по запаху, как это делают собаки. Разве люди так могут? О боже, да, он начал двигаться по комнате, сжимая ножницы в одной руке. Я должен что-нибудь сделать. Я должен что-нибудь сделать...
Все происходило как в страшном сне. Невозможно было шевельнуться или произнести хоть слово, словно как в ночном кошмаре, когда ты никак не можешь произнести ни слова, как бы сильно ты ни старался.
И вот он настиг мать, схватил ее за руку, замахиваясь над головой ножницами, с которых капала кровь. Из его рта полились проклятия... «Убью тебя, я убью тебя, сука, дрянь — убийца, а потом убью ребенка, я убью вас обоих...»
Она вырывалась, царапая ему лицо, — да, ее руки были словно когти! Но у отца была железная хватка. Они оба боролись и боролись, и, когда показалось, что мама вот-вот вырвется, отец занес сверкающие ножницы над головой и вонзил их глубоко ей в шею. Кровь брызнула так, как будто на полную мощность открыли кран, заливая пол и стены. Мама опустилась на колени с выражением удивления на лице.
Время, казалось, остановилось... Потом послышался хлюпающий звук, и мама упала. Мертва? Да, конечно, она была мертва. Это было ясно с первого взгляда. Казалось, что вокруг внезапно погас свет. Словно в душе что-то оборвалось.
Отец был совершенно спокоен. Невозможно было понять, вернулись ли к нему силы или он боролся с собственной болью. Затем он снова стал прислушиваться. Меня захлестнул ужас. Он крутил головой из стороны в сторону, и ужасающее лицо с двумя влажными, кровоточащими впадинами, казалось, обыскивало комнату. Он все еще держал в руках ножницы! Он вытащил их из маминой шеи. Теперь, убив ее, он искал меня!
Осознание этого парализовало. Отец обезумел от боли, но был все так же хитер и жесток, как и всегда. И он ищет меня, ведь я видел, что он сделал. Если он найдет меня — мне не жить! И тогда я не смогу рассказать людям, что он убийца.
Конечно, не было ничего проще, чем сбежать от слепого убийцы. Про слепцов ходили разные шутки. Но когда тебе восемь лет и когда обе входные двери дома заперты, побег превращается в игру «кошки-мышки». Все начинается с необходимости передвигаться по комнате очень тихо, пытаясь не издавать ни единого звука. Надо было сдерживать дрожь, когда наступаешь в скользкое пятно крови, а затем постараться бесшумно проскользнуть в небольшой темный коридорчик. Услышал ли он меня? Почувствовал ли он движение — возможно, почувствовал сквозняк от открывающейся двери? Да, так и есть — он преследовал меня: вот он, его жуткий силуэт, вырисовывающийся на стене. Он уже начал ощупывать стены, чтобы пробраться к лестнице. Конечно же, он знал все потайные места. Он знал и о чулане под лестницей, и о небольшом пространстве между кухней и комнатой...