Корниловъ. Книга вторая: Диктатор
Шрифт:
— Я требую адвоката, — вдруг пересохшим горлом выдавил Свердлов.
— Сегодня я буду вашим адвокатом, товарищ Андрей, — произнёс Корнилов. — И прокурором, и судьёй, и адвокатом.
— Это противозаконно, — возвращая себе напускное спокойствие, пробасил Свердлов.
Генерал коротко усмехнулся. Идеолог красного террора взывает к закону. Смешно.
— Это революционная необходимость, Янкель Моисеевич, — сказал генерал. — На кого же вы работаете, товарищ Андрей?
Свердлов сделал вид, что не понял вопроса.
— На австрийцев?
— На простых рабочих всего мира, — пафосно сказал Свердлов.
— Оставьте эти сказки для своего электората, Янкель Моисеевич, — скривился Корнилов.
Генерал прекрасно видел, что Свердлов довольно равнодушен к идеалам марксизма, зато неравнодушен к власти и личному обогащению.
— А вы, похоже, антисемит, — фыркнул Свердлов.
Корнилов расхохотался. Он что, думает, что достал козыри? Предателей Родины генерал Корнилов ненавидел одинаково, независимо от их цвета кожи, ширины черепа и гаплогруппы. А в том, что Яков Свердлов встал на путь предательства ещё в отрочестве, никакого секрета не было. Ни для кого.
— Ничего не имею против семитов, если они не пытаются разрушить законную власть в моей любимой стране, — сказал Верховный. — И всё-таки? Кому вы служите?
— Себе, — фыркнул Свердлов.
— Ясно, — улыбнулся Корнилов. — Эй, охрана!
Конвоиры вернулись в допросную, подошли вплотную к Свердлову, который изрядно напрягся.
— Увести. Расстрелять, — приказал генерал.
— Нет! — вскрикнул Свердлов, начиная биться и метаться в цепких лапах конвоиров. — Я всё скажу! Всё!
Конвоиры на мгновение помедлили, но Верховный махнул рукой, показывая, что этот человек ему больше неинтересен.
— Следующего приведите, — добавил генерал, понимая, что придётся немного подождать.
Свердлова, впавшего в истерику, вывели наружу, а на его место через какое-то время привели следующего члена ВРК. Тощий человечек с тонкими усиками и гривой волос на голове. Его Корнилов в лицо не знал.
— Представьтесь, пожалуйста, — попросил генерал.
— Овсеенко… Антонов. Антонов-Овсеенко, — пробормотал он, оглядываясь на своих конвоиров, на рукаве одного из которых засыхало пятнышко крови.
Корнилов прищурился, внимательно его разглядывая. Ещё один предатель. Более того, дезертир и трус. Кажется, будет расстрелян во время сталинских чисток как член троцкистской организации. Этот человек ему не слишком-то интересен. Вряд ли он сумеет рассказать что-то действительно стоящее.
— То же самое, что и с прежним, — сказал генерал, глядя, как испуганно бегают глаза Антонова-Овсеенко. — Выполнять. Потом ведите следующего.
— Есть! — отчеканил конвоир, и ничего не понимающего революционера вывели наружу.
В этот раз сотрудники тюрьмы справились быстрее. В допросную спустя несколько минут вошёл ещё один член ВРК, и его
Сталин спокойно вошёл в допросную и уселся на стул напротив генерала.
— Здравия желаю, товарищ народный комиссар по делам национальностей, — насмешливо произнёс Верховный.
— И вам не хворать, Лавр Георгиевич, — с акцентом произнёс большевик.
Оба изучали друг друга цепкими взглядами.
— Остались бы в семинарии, Иосиф Виссарионович, — сказал вдруг Корнилов. — Как бы всё изменилось.
Сталин усмехнулся в чёрные, ещё без проседи, усы. В семинарии он бы точно не остался.
— Так ведь хотела ваша матушка? Чтобы вы стали священником? — процедил генерал.
— Мать не трогайте, — буркнул Сталин, поражаясь осведомлённости диктатора даже о таких мелких деталях.
Это значило, что информация из партии утекала на самом высоком уровне.
— И не собирался, — пожал плечами Корнилов. — Как бы сказать… Вы, Иосиф Виссарионович, мне, в некотором роде, симпатичны. Хотя многих ваших методов я не одобряю.
Сталин промолчал, внимательно глядя на собеседника, и генерал продолжил.
— В отличие от многих ваших товарищей, в том числе от тех, с кем я только что говорил, вы искренне верите в борьбу за правое дело, и это вас отличает в лучшую сторону, — сказал Корнилов. — Вот только революция — плохой вариант. Обычно становится только хуже, для всех.
— Потому что революция должна быть социалистической, а не буржуазной, — сказал Сталин.
— Нет. Никакой разницы нет, — возразил Корнилов. — Одни будут грабить других, поменяются только люди наверху. Материализм, будь он неладен.
— Когда всё будет поделено по справедливости, то не будут, — уверенно заявил друг всех советских пионеров.
— И кто будет определять эту самую социальную справедливость? Человек по своей природе неспособен на такое, — произнёс Верховный. — Можете называть это первородным грехом, чтобы было понятнее как бывшему семинаристу. Вы, наверное, замечали, как ваши товарищи по борьбе пользуются положением, чтобы набивать карманы? Как думаете, когда наступит мир всеобщего равенства, не будут ли они пользоваться своим положением?
Сталин заметно скривился. Не надо быть пророком, чтобы сделать выводы.
— Перевоспитаем, — буркнул он.
— То есть, опять будут воспитатели и воспитуемые, — хмыкнул генерал. — Опять неравенство. А есть и вовсе необучаемые, что с ними делать? Расстреливать? Ну да, что это я.
— Вы что, пытаетесь меня переубедить? Завербовать? Я в своих взглядах давно убедился, — раздражённо произнёс Иосиф Сталин.
— Нет, — помахал руками Корнилов. — Нет-нет. Ваши взгляды — это ваше дело. Да и социализм при определённых условиях может неплохо работать. А вот коммунизм — чистой воды сказка, утопия. Мне просто интересно с вами побеседовать.