Коро-коро Сделано в Хиппонии
Шрифт:
— Ну, и каким боком ты тоже мормон?
— Да я вот тут почитал… Во-первых, они говорят о начале конца времен. Это мне нравится, потому что я тоже так думаю. После меня в этой жизни больше не будет ничего интересного.
— А во-вторых?
— А во-вторых, они проповедуют многоженство. Это мне тоже нравится.
— Э-э, дорогой. Для многих жен сразу тебе придется постоянно быть в форме. Каждый день и каждую ночь! Видал, как эти мормоны качаются?
Иосич грустно вздохнул и похлопал себя по животу.
— Да!.. С этим у меня прокол. Ленив я слишком! А тут еще,
— Чего-чего?
— Да я пока сюда шел — такое было! Иду себе по Фурумати, никого не трогаю. Ты же меня знаешь. И тут навстречу эти… сектанты какие-то. То ли «Аум», то ли хрен разберешь… Ой, говорят, какая у вас аура отрицательная. Давайте мы ее у вас отсосем! А мне действительно, Митрий, хреново так, со вчерашнего-то, весь этот ром с водкой, ну ты понимаешь… Ладно, говорю, отсасывайте, только поскорей. И что бы ты думал? Они надо мной что-то такое сделали. Руками махали, глядели так странно, бормотали чего-то… И теперь у меня, по-моему, вообще никакой ауры не осталось! Ни отрицательной, ни положительной. Еле от них уполз! Вот, видишь, даже сидеть нормально не могу…
— Ну что я тебе скажу, дорогой. Главное — какие ты из этого сделаешь выводы. Когда во Владик кровь чистить поедешь? Ты же собирался!
— Да надо бы. Вот денежку заработаю — съезжу. Давно мамуля зовет… А насчет выводов — я пока понял одно. — Тут Иосич от волнения привстал и забубнил таинственным полушепотом. — Нельзя в нашем нынешнем мире пешком по улицам передвигаться! Только на автомобиле! Вот сегодня, например. Еду я по улице, никого не трогаю… Да, кстати! Давай закажем какой-нибудь еды. Ты же голодный, я так понимаю?
И мы заказали себе самый вкусный в городе рамэн. Блюдо под загадочным названием «орочон»: китайская лапша с кусочками свинины в остром бульоне из корейской капусты «кимчи». И хотя мама-сан, пухленькая трудолюбивая бабулька, в свое время уверяла нас, что «орочон» — это слово из языка хокайдосских айнов («Ой, да у них там все названия ненормальные, вы же знаете!»), — нас с Иосичем на такой мякине было не провести. Уж мы-то прекрасно знали, что шаманское племя орочонов обитало под нынешним Владивостоком еще при китайской династии Цинь.
— Вот так, мама-сан! — говорили мы ей, поднимая пивные кружки за успех заведения. — Считайте сами, сколько у вас разных культур в одной тарелке помещается! Китайская лапша — раз! С корейской кимчи — два! Названная хоккайдоскими айнами — три! В честь приморских шаманов — четыре! При этом готовит ее японец, а съедает русский человек… Да вашему ресторанчику медаль пора давать — за укрепление связей между народами.
Мама-сан очень внимательно слушала наши лекции, кивала и проникалась еще большей ответственностью за дело своей жизни. Ее неказистый на вид ресторанчик был действительно известен всему городу. Ибо рамэн для японца — это не просто еда, а еще и великий общенациональный антипохмел. В каком бы роскошном баре или крутом кабаке вы ни надрались сегодня вечером — если вы уважаете свои голову и желудок, то перед тем, как погрузиться в такси и отчалить домой, вы пойдете и съедите миску лапши. Ибо ночью эта лапша впитает у вас в животе всю сивуху — и наутро вы сможете бодро включиться в трудовую японскую жизнь.
Вот почему ближе к вечеру в «Тампопо» можно было встретить и продавца из рыбной лавки в майке и шароварах, и президента торговой фирмы с супругой в вечернем платье, и красавчиков-геев из соседнего стрип-холла, и волосатого студентика, и залетного иностранца. Китайская лапша объединяла нации и стирала любые социальные различия.
И вот аппетитный дымящийся рамэн поставили у нас перед носом. Мы хищно повели ноздрями, выхватили из футляра на столике по паре недорасшепленных палочек «варибаси», дружно разломили их, потерли одну о другую, счищая заусенцы, и занесли над тарелками.
Но поужинать спокойно нам сегодня так и не удалось.
Точно так же, цепочкой, мы вновь зашагали за девицей по коридору. Куда-то сворачивали — один раз, потом еще, — пока не уперлись в стену с огромными стальными дверями. Девица нажала кнопку в стене, двери медленно расползлись в стороны, и перед нами распахнулся очередной коридор — совсем не такой, как раньше.
Нас поглотил мир металла и камня. Мраморные стены, такой же пол, неоновые лампы на потолке. Вереницы стальных дверей по обе руки. Эхо наших шагов, отскакивая от мрамора как сотня мячиков для пинг-понга, долго металось в воздухе в поисках выхода. Казалось, сама реальность вокруг мелко-мелко вибрирует, готовая исчезнуть в любой момент.
Уверенно цокая каблучками, девица подвела нас к одной из дверей. «№ 15» — блеснули иероглифы на металле. Снова кнопка в стене. Неужели последняя?
Мы очутились в комнате-пенале. Узком и длинном — метров десять на три. От центра пенала к дальней стене убегал ленточный конвейер — наподобие тех, что устанавливают в аэропортах. Дорожка из металлических пластин упиралась в плотно задраенный люк — нечто вроде дверцы огромного сейфа. Голые стены, конвейер и люк. Больше в комнате ничего не было.
— Ожидайте, пожалуйста, — объявила девица. Двадцать бирманцев сбились в кучку у входа и замерли, напоминая толпу восковых фигур. Мы с шефом подтянулись поближе к конвейеру.
Девица приблизилась к «сейфу», нажала кнопку слева от дверцы, отступила на пару шагов и замерла в полупоклоне.
Послышался резкий натужный звук, словно чугунный циклоп выкашливал застрявшую в горле кость. Во чреве следующего из миров что-то лязгнуло, неохотно провернулось, металлически чмокнуло — и дверца люка медленно отворилась.
В первые секунды я не увидел там ничего. Все равно что заглянул в жерло пушки несусветного калибра. И лишь когда глаза привыкли к темноте, различил в глубине сполохи угасающего пламени. Из которых что-то неторопливо надвигалось прямо на нас. Изнутри — обратно наружу.
Загудело.
Лента конвейера дернулась, принимая груз, и на середину комнаты с лязгом выкатился огромный металлический противень. Самый обычный, для выпечки того же хлеба — с одной лишь разницей. Вместо булок с батонами на нем покоился, вытянувшись в полный рост, белоснежный человеческий скелет.