Король англосаксов

Бульвер-Литтон Эдвард Джордж

– Полагаю, что ты не ошибаешься, граф Гарольд, – ответил де-Гравиль. Если и я не ошибаюсь, то герцог Вильгельм чрезвычайно сильно желает тебя лично и удерживает Гакона и Вольнота только с той целью, чтобы ты сам прибыл за ними.

Слова эти были сказаны как будто от чистого сердца, но в карих глазах говорившего мелькнуло такое выражение, которое доказывало, что он лукавит перед Гарольдом.

– Подобное желание со стороны герцога Вильгельма, если оно действительно существует, очень льстит мне, – проговорил Гарольд. Признаюсь, что я сам не прочь побывать у него и полюбоваться Нормандией. Странники и торговые люди не нахвалятся заботливостью герцога о торговле, а что касается устройства вашего флота, то мне нелишне будет поучиться в норманнских гаванях. Слышал я и о том,

как много сделал Вильгельм при помощи Ланфранка для образования духовенства и как он покровительствует изящным искусствам, в особенности же зодчеству. С великим удовольствием переплыл бы я море, чтобы увидеть все это, но меня останавливает мысль, что мне придется вернуться обратно в Англию без Вольнота и Гакона.

– Я ничего не могу сказать наверное, но имею основание предполагать, что герцог Вильгельм многим бы пожертвовал, лишь бы пожать руку графа Гарольда и увериться в его дружбе.

При всем своем уме и прозорливости Гарольд не был подозрителен, к тому же никому, кроме Эдуарда, не были известны притязания Вильгельма на английский престол, и вследствие этого Гарольд верил искренности слов де-Гравиля.

– Англии и Нормандии действительно следовало бы заключить союз, ответил граф. – Я подумаю об этом, сир де-Гравиль, и не моя будет вина, если не прекратятся прежние недоразумения между Англией и Нормандией.

Разговор переменился, и умный де-Гравиль, радовавшийся, что может подать своему герцогу приятную надежду, стал еще говорливее.

Невозможно описать восторг, с которым встречали Гарольда жители городов и сел, через которые ему приходилось проезжать, а в Лондоне были устроены, в честь его возвращения, такие великолепные празднества, какие едва ли когда видела столица до того времени.

Согласно варварскому обычаю, тогда существовавшему, Эдуарду переслали голову Гриффита и но его самого лучшего военного корабля. Благодаря Гарольду, трон Гриффита был передан братьям убитого. Они присягнули Эдуарду в верности и послали ему заложников, во имя которых обязывались платить дань, какая вообще платилась саксонским королям, и исправлять все требовавшиеся от них повинности.

Малье де-Гравиль вернулся к герцогу Вильгельму с дарами Эдуарда и просьбой его и Гарольда о выдаче заложников.

Рыцарь хорошо подметил, что Эдуард сильно охладел к Вильгельму и обратил всю свою любовь на Гарольда и братьев его, исключая, впрочем, Тостига. Но так как на саксонский престол никогда не были избираемы подданные, то де-Гравилю и в голову не могло прийти, чтобы Гарольд мог когда-либо сделаться соперником Вильгельма в обладании Англией. Де-Гравиль рассчитывал, что если непосредственно после смерти Эдуарда будет избран сын Этелинга, то он не сумеет защитить свое государство от сильного неприятеля, да и едва ли будет пользоваться народной любовью. Одно только упустил из виду норманн: то, что несовершеннолетних в Англии никогда не избирали в какие-либо должности, а тем менее – в короли. Зато он убедился, что один только Гарольд мог бы снова расположить Эдуарда в пользу Вильгельма.

Глава III

В уверенности, что герцог норманнский вернет заложников, Гарольд со спокойным сердцем занялся государственными делами, которые во время его похода против валлийцев накопились в громадном количестве, так как ленивый король почти вовсе не обращал на них внимания. Однако он все же находил время посещать знакомую нам римскую виллу, куда его тянули любовь и дружба.

Чем более он приближался к цели, тем более укреплялась его вера в существование тайных сил, управляющих, по словам Хильды, судьбой людей, хотя прежде он чуть ли не издевался над этой верой. Пока он жил только для исполнения обязанностей гражданина, он шел прямо, твердыми шагами, но когда в нем вспыхнуло честолюбие, ум его начал блуждать в безграничной области фантазий. Он чувствовал, что мало одной силы воли для достижения своей новой цели, что ему может помочь одно счастливое стечение обстоятельств; потому-то Хильде и удалось обольстить его уверениями, будто она вычитала из книги судеб, что ему действительно назначено играть на земле самую великую роль.

Юдифь, ослепленная

своей безграничной любовью, не замечала, что Гарольд стал более заниматься Хильдой, чем ею, и не дивилась, когда они беседовали шепотом или стояли вдвоем в лунные ночи на рунической могиле. Она видела только одно, что возлюбленный ее все еще ей верен, несмотря на частые разлуки и шаткую надежду когда-либо сочетаться с ней браком. Не подозревала она, что сердцем Гарольда с каждым днем все более овладевает честолюбие, которое под конец может вытеснить любовь к ней!

Протекло несколько месяцев, а герцог Вильгельм не отвечал на требование короля и Гарольда. Сильно упрекала последнего совесть за то, что он так мало обращает внимания на последнюю просьбу умершего брата и слезы матери.

По смерти Годвина жена его удалилась в провинцию, и потому Гарольд крайне удивился, когда она в один прекрасный день внезапно явилась к нему в Лондон. Он стремительно кинулся ей навстречу, желая обнять ее, но она с грустью отстранила его от себя и, опустившись на колени, произнесла:

– Смотри, Гарольд, мать умоляет сына о сыне. Я лежу перед тобой на коленях, умоляя сжалиться надо мною… Несколько годов, казавшиеся мне бесконечными, я томилась… грустила о Вольноте… разлука с ним длится так долго, что он теперь и не узнает меня – так изменилась я от тоски и горя. Ты послал Малье к Вильгельму и сказал мне: «Жди возвращения его!» – я ждала. Потом ты утешал меня, что, переслав тебе письмо Свена, герцог уж не будет больше противиться просьбе о выдаче заложников, я молча преклонилась перед тобой, как преклонялась перед Годвином… До сих пор я не напоминала тебе твое обещание: я сознавала, что родина и король в последнее время имели на тебя больше прав, чем мать. Но теперь, когда я вижу, что ты свободен, что ты исполнил свой долг, я не хочу больше ждать… не хочу довольствоваться бесплодными надеждами… Гарольд, напоминаю тебе твое обещание!.. Гарольд, вспомни, что ты сам поклялся вернуть в мои объятия Вольнота!

– Встань, встань, матушка! – воскликнул растроганный Гарольд. – Долго длилось твое терпение, но теперь я сдержу свое слово. Сегодня же я буду просить короля отпустить меня к герцогу Вильгельму.

Гита встала и, рыдая, кинулась в распростертые объятия Гарольда.

Глава IV

В тот самый час, когда происходил вышеописанный разговор между Гитой и Гарольдом, Гурт, охотившийся не далеко от римской виллы, вздумал посетить пророчицу. Хильды не было дома, но ему сказали, что Юдифь была в своих покоях, а Гурт, который вскоре сам должен был соединиться навсегда с избранной им девушкою, очень любил и уважал возлюбленную брата. Он пошел в женскую комнату, где по обыкновению сидели за работой девушки, на этот раз вышивавшие на ткани из чистейшего золота изображение разящего всадника. Пророчица назначила его на хоругвь для графа Гарольда.

При входе тана смех и песни служанок сразу умолкли.

– Где Юдифь? – спросил Гурт, видя, что ее тут не было.

Старшая из служанок указала на перистиль и Гурт отправился туда, предварительно полюбовавшись прекрасной работой.

Он нашел Юдифь сидевшей в глубокой задумчивости у римского колодца. Заметив его, она встала и бросилась к нему с громким восклицанием:

– О, Гурт, само небо!.. посылает тебя ко мне! Я знаю… чувствую, что в эту минуту твоему брату Гарольду угрожает страшная опасность… Умоляю тебя: поспеши к нему и поддержи его своим светлым умом и горячей любовью.

– Я исполню твое желание, дорогая Юдифь, но прошу тебя не поддаваться суеверию, под влиянием которого ты сейчас говоришь. В ранней молодости я тоже был суеверен, но уж давно вышел из заблуждения… Не могу сказать тебе, как мне горько видеть, что детские сказки Хильды отуманили даже ум Гарольда, так что он, прежде все говоривший только об обязанности, теперь постоянно твердит о судьбе.

– Увы! – ответила Юдифь, с отчаянием ломая руки. – Разве можно отразить удары судьбы, стараясь не видеть ее приближение?.. Но что же мы теряем драгоценные минуты в простом разговоре?.. Иди, Гурт, дорогой Гурт!.. Спеши к Гарольду, над головой которого собирается черная, грозная туча.