Король англосаксов
Шрифт:
– Не страшись соперника, сын мой и государь, – сказал он ему. – Кости мертвых постоят за тебя! Тостиг может отвлечь силы Гарольда. Оставь его. Пусть сперва докажет свою искренность, не для чего спешить! Туча должна собраться прежде, чем грянет гром. Пошли к Гарольду мирное посольство с кротким увещанием вспомнить свой договор, обещание и клятву на рыцарском мече, действуй по справедливости, а там…
– Что там?
– Небо грянет своим проклятием на клятвопреступника!
Тостиг сел в это время на корабль в Гафлере. Но вместо того, чтобы плыть к северным берегам Англии, он отправился к одной из фландрских гаваней, где под различными предлогами высадил своих норманнских моряков и заменил их фламандцами, финнами и скандинавами. Размышления его во время переезда побуждали его не доверять Вильгельму, и он решил посетить своего дядю, датского короля Свена.
И конечно, если бы вероятности
На этом основании он тотчас по приезде к датскому королю стал подстрекать его к попыткам возвратить себе славный престол Канута.
Свен был уже старый воин, храбрый, но осторожный и проницательный. За несколько дней до приезда Тостига он получил письмо от своей сестры Гиты, которая, верная последней просьбе Годвина, признавала мудрыми и справедливыми все действия Гарольда относительно беспокойного Тостига. Свен был предостережен этим письмом сестры так, что, когда племянник объяснил ему цель своего посещения, он ответил с улыбкой:
– Видишь ли: Канут-то был великим человеком, а я – ничто перед ним. Мне едва удается отстаивать себя от алчного норвежца, между тем как Канут завоевал Норвегию, не пролив капли крови, но хоть он был велик, а ему было трудно покорить себе Англию и удержать ее.
Так не лучше ли мне управлять своим королевством, чем гнаться за наследием великого Канута, который успевал именно потому, что был велик и славен!
– Не такой ответ ожидал я услышать, – проговорил Тостиг с горькой усмешкой. – Но найдутся другие, которые не испугаются трудностей исполнения этой задачи!
«Таким образом, – говорит норвежский летописец, – граф расстался с королем, очень им недовольный, и поспешил к королю норвежскому, Гарольду Гардраде».
В ту дальнюю эпоху настоящим героем севера, любимцем воинов и скальдов был король Гарольд Гардрада! Во время страшного сражения при Стикльстаде, в котором пал брат его, Олай, ему было не более пятнадцати лет, что не помешало ему быть израненым, не хуже любого престарелого воина. Уйдя с поля битвы, он скрывался в густом лесу, в избе крестьянина, до излечения ран. Оправившись, он запел песню о будущем славном дне, когда имя его возвеличится на покидаемой им родине – Гардрада был поэтом в полном смысле слова. Он стал рыскать по свету. Побывав в Швеции и России, он после многих удалых дел на Востоке, пристал к знаменитым телохранителям греческих императоров, верингам и варягам, и сделался вскоре их вождем. Не поладив с греческим предводителем императорских войск, Гардрада удалился со своими варягами в сарацинскую Африку. Об удальстве великого скандинавского витязя свидетельствуют восемьдесят замков, взятых им приступом, несметная добыча золотом и драгоценными камнями, да песни скальдов. В Сицилии он завоевал себе новые лавры и новые богатства отправился в Палестину, разметая перед собой полчища неверных и грабителей.
По возвращении в Константинополь он начал тосковать о покинутой родине. Он узнал, что племянник его Магнус, побочный сын Олая, сделался королем норвежским, и невольно подумал, что недурно было бы и ему самому завладеть престолом. Гардрада сдал свою должность в службе императрицы Зои, но, если верить сказаниям скальдов, последняя любила смелого витязя, сердце которого между тем было отдано ее племяннице, Марии. Чтобы удержать Гардраду в Константинополе, на него возвели обвинение в утаивании добычи и заключили в тюрьму. Но судьба хранит храбрых воинов и посылает им, в крайних случаях на выручку прекрасных женщин. Одна прелестная гречанка, вдохновленная сновидением, взобралась на вершину башни, в которой томился узник, и спустила ему оттуда веревку, с помощью которой Гардрада и вышел благополучно из темницы. Разбудив своих варягов, которые окружили с восторгом любимого вождя, он отправился за своей возлюбленной Марией, посадил ее на корабль и поплыл в Черное море. Добравшись до Новгорода, он отдал свои несметные сокровища на хранение князю новгородскому, который был ему верным союзником, а затем продолжал путь на север. После множества подвигов, вполне достойных морского короля, Гардрада получил от Магнуса половину Норвегии, по смерти же его – все королевство перешло ему в руки. На севере не бывало до тех пор такого умного и богатого, смелого и могучего короля. К нему-то и явился Тостиг с предложением овладеть английским престолом.
В один из прекраснейших северных вечеров, когда зима уже уступала место ранней весне, два человека сидели под грубым навесом, сложенным из необтесанных бревен, вроде навесов, встречающихся еще и теперь в Швейцарии и в Тироле. Этот навес был построен перед задней дверью, прорубленной в конце длинного, низкого, неправильного здания, занимавшего громадное пространство. Выход этот был, по-видимому, устроен для того, чтобы прямо сходить к морю, потому что скала, на которой возвышался грубый кров, нависла над водами, и вдоль по ней были высечены ступени, которые вели к берегу. Он образовал в этом месте довольно большой залив, опоясанный причудливой грядой остроконечных и разбитых утесов. Под ними стояло на якоре семь военных кораблей, высоких и статных, богато позолоченные носы и кормы которых сияли, озаренные взошедшей луной. Это необтесанное строение, казавшееся рядом смежных между собой шалашей полудикого народа, было дворцом Гардрады норвежского. Настоящими дворцами его были, в сущности, палубы его военных судов.
Сквозь мелкие оконные сетки деревянного дома мелькал слабый огонь. Над крышей вился дым, а из палаты, находившейся с другой стороны дома, долетали нестройные звуки шумного пира. Глубокая тишина воздуха и спокойное небо, усеянное яркими звездами, служили резкой противоположностью этому человеческому, буйному ликованию. Эта северная ночь была почти так же светла, как полдень золотого юга, но гораздо величественнее в своем безмятежном спокойствии.
На столе под широким навесом стояла громадная чаша березового дерева, оправленная в серебро и наполненная крепким вином, и два рога, объем которых соответствовал силам людей того времени. Два собеседника не обращали внимания на холод, так как были одеты в медвежьи шкуры.
Эти два собеседника были Гардрада и граф Тостиг. Первый встал со скамьи, очевидно взволнованный и вышел на скалу, освещенную серебристыми лучами месяца. В эти минуты он напоминал героев давно минувших веков, Гарольд Гардрада был выше всех людей нового века, именно в пять норвежских локтей [24] . Но несмотря на это, в его телосложении не замечалось несоразмерностей и той неуклюжести, которой отличаются все люди ненормально высокого роста. Он был сложен; напротив, удивительно пропорционально и отличался самой благородной осанкой. Единственный недостаток, замеченный в нем летописцем, заключался в том, что руки и ноги его были слишком велики, хотя и красивой формы [25] .
24
Так как пять древних норвежских локтей равнялись восьми фунтам, то это показание летописца, очевидно, преувеличено. Но вероятно, что Гардрада имел более семи футов роста, потому что Гарольд английский давал ему на могилу семь футов земли, «или сколько потребуется более на его рост, превышающий обыкновенный рост людей».
25
У всех скандинавских племен были маленькие руки и ноги. Один ученый антикварий заметил, что у древних скандинавских мечей, хранящихся в копенгагенском музее, рукоять так мала, что в них не пройдет рука денди наших времен. Некоторые ученые принимают эту особенность за доказательство восточного происхождения скандинавов.
Лицо его могло назваться образцом красоты скандинавского типа: волосы его, прибранные над умным лбом, ниспадали на плечи густыми, шелковистыми, светло-русыми кудрями. Коротенькая борода и длинные усы, тщательно расчесанные, придавали ему особое выражение величия и мужества. Одна бровь его была несколько выше другой, что придавало лукавство его улыбке, но заставляло его казаться особенно суровым в серьезную минуту.
Итак, Гарольд Гардрада стоял и смотрел на картину необъятного моря, Тостиг наблюдал за ним молча из-под навеса, потом встал и подошел к нему.
– Почему слова мои взволновали тебя, король? – спросил он его.
– Разве слова должны усыплять человека? – возразил Гарольд.
– Мне люб такой ответ, – проговорил граф Тостиг, – мне приятно смотреть, как ты теперь любуешься своими кораблями. Да и странно бы было, если 6 человек, убивший столько лет на покорение ничтожного Датского королевства, стал бы вдруг колебаться, когда речь идет о власти над Англией.
– А я, видишь, колеблюсь именно потому, что баловень судьбы не должен искушать ее долготерпения, я выдержал восемнадцать кровопролитных битв в сарацинской земле, но еще никогда не встречали неудачи! Ветер не может дуть все с одной стороны… а счастье – тот же ветер!