Король без завтрашнего дня
Шрифт:
Герцогиню унесли. Нормандец не смог сдержать довольной улыбки, видя, как быстро теперь все ему повинуются. Затем подал руку Полине, дочери мадам де Турзель, своей подруге с самого раннего детства, и церемонным шагом направился к дворцу. Дофин, повторял он про себя, в такт размеренным церемонным шагам.
Теперь Полина всегда будет рядом, куда бы он ни отправился.
«Дофин умер, потому что был злой, — пояснил он ей. — За это Бог его наказал».
Нормандец влюбился в Полину де Турзель неожиданно, во время полдника. Девочка была на шесть лет старше, но когда он ее увидел, то сразу решил, что она станет его женой.
Полина так никогда и не стала королевой Франции — впрочем, они оба и тогда знали,
~ ~ ~
— Совсем как у нас, — заметила Дора, — иногда можно в это поверить.
Анри весь день работал над сценарием, а вечером, встретившись с Дорой, в очередной раз заставил ее прослезиться, рассказывая о несчастьях юного принца. Доре больше не хотелось никуда выбираться. Для них обоих настала прекрасная жизнь. Она сменила театры на кабельное телевидение, и в основном смотрела канал «Эгидия», посвященный скачкам. Анри тоже смотрел скачки и иногда делал ставки по телефону, — в это тоже трудно было поверить, но это зрелище возбуждало его так же, как и в былые времена. Если бы он мог ничем больше не заниматься, кроме одного — играть на скачках! Но у Анри никогда не было достаточно денег для этого — той стартовой суммы, начиная с которой он смог бы играть серьезно, профессионально и заработать достаточно для того, чтобы купить собственную лошадь, а потом конный завод с табуном племенных кобылиц. Когда у него больше не будет ни желания писать, ни азарта снимать фильмы, он все равно будет ходить на скачки. Даже если я не буду играть, подумал Анри, я все равно буду просто смотреть на лошадей. Финальный забег близится к концу, шансы на выигрыш уменьшаются с каждой секундой, но мечта не умирает, надежда приобрести конный завод по-прежнему остается, и когда я думаю о трехстах тысячах евро, которые получу за сценарий, то уже вижу воочию жеребят, резвящихся за веревочным ограждением на пастбище.
А почему, кстати, триста тысяч евро, спросил себя Анри. Почему бы фильму не разойтись тиражом в шесть-семь миллионов копий? Что может помешать этому «Людовику XVII» стать хитом года и принести сто миллионов прибыли?
Юный адвокат Авторского сообщества, Арман Как-его-там, которому Анри показал копию своего контракта с «Сильвия Деламар продакшн», не сказал ему, зависят ли авторские проценты от числа копий. Точнее, Анри забыл его об этом спросить.
Наверняка что-то такое предусмотрено, сказал он себе. Но ему все же хотелось узнать точно, чтобы больше об этом не думать, на какой доход он может рассчитывать.
Может быть, от этого возникнут какие-то новые идеи, подумал Анри, пробегая глазами контракт в поисках соответствующих пунктов.
Некоторые места понадобилось перечитать несколько раз, например те, где речь шла о правах на использование копий, о размерах чистого дохода продюсера и о «spin-off», — но все равно он мало что понял. Согласно договору, он должен был получить 0,9 процента от общей прибыли — и ему казалось, что это очень мало. Даже если фильм разойдется во Франции миллионами копий, это не превратит сценариста в богача.
Анри уже собирался отложить контракт, когда его внимание привлекло имя на первой странице, где была изложена предварительная идея сценария и стояли подписи, — имя Эбера. Он-то откуда здесь взялся?
Анри внимательно перечитал абзац.
«Оригинальная идея Сильвии Деламар — создать фильм о жизни и трагической участи Людовика XVII, показав, какую роль в его судьбе сыграли тайные манипуляции революционного писателя и журналиста Жака-Рене Эбера, „тюремщика“ королевской семьи, деятельность которого, в конечном счете, ускорила гибель юного дофина».
«Оригинальная идея Сильвии Деламар», — медленно повторил про себя Анри, пытаясь найти
Я ей позвоню, сказал он себе, вот прямо сейчас, сию минуту. Я ей покажу, мать ее, «оригинальную идею»!
И, подкрепляя эти мысленные угрозы действиями, Анри встал и пошел за своим телефоном в соседнюю комнату. Дора лежала на кровати. Она размышляла обо всем, что произошло с того момента, как она встретила Анри. С какого момента он обосновался у нее? И когда это начало казаться ей бесповоротным — до или после того, как она по-настоящему научилась его выносить? С марта, с апреля?
Анри встроился в обстановку этих двух небольших комнат с высокими потолками, постепенно перевезя сюда свои книги и компьютер. Теперь он часто сидел за столом, вытянув ноги и завернувшись в один из ее пледов, а другой плед положив на колени; рядом лежали его очки и записные книжки. И у Доры было такое ощущение, что он живет здесь уже десять или даже двадцать лет. Она лежала на кровати, наслаждаясь самим его присутствием, рабочим, созидающим, о котором свидетельствовал шорох страниц, легкое пощелкивание компьютерных клавиш, скрип стула, — все эти звуки словно тончайшими иголочками покалывали ее кожу. Он здесь, говорила она себе, ощущая приятную, непринужденную расслабленность, он у меня, он пишет, он писатель, и я играю роль в его жизни. И вдруг Анри неожиданно вошел в комнату и начал лихорадочно искать свой мобильный телефон — будто только что прочитал в «Парижском ипподроме» о лошади, ставки на которую принимаются двадцать к одному, и хочет срочно сделать ставку; но тут оказалось, что в руке у него не газета.
— Оригинальная идея Сильвии Деламар! — в ярости произнес он. — Я ей сейчас позвоню, и пусть только попробует не выслушать! Я ей покажу оригинальные идеи!
Анри почти задыхался.
— Сильвия? Это Анри Нордан… Нет, как раз не в порядке… Потому что я только что прочитал на первой странице контракта, что вы меня обокрали. Как что это значит?Вы не понимаете? Что значит «оригинальная идея Сильвии Деламар»? Я этого никогда не подпишу!
После коротких, но бурных переговоров Анри в изнеможении сел на край кровати.
Дора поднялась и ушла на кухню, чтобы сделать для него «белый кофе», напиток по ливанскому рецепту, состоявший из горячей воды и капельки экстракта флердоранжа.
— Невозможно работать с этими людьми!
~ ~ ~
Анри зашел в магазин Петросяна, чтобы купить семги. До прихода Доры он успел приготовить ужин и накрыть на стол, а когда она появилась на пороге, открыл водку.
— Чин-чин!
Анри смотрел на нее в мягком свете свечей. Дора уже пригубила алкоголь и принялась за семгу с укропом. Все в этой женщине казалось ему восхитительным — ее слегка рассеянная улыбка, ее декольте, ее манера обрызгивать семгу лимонным соком…
Волосы она подобрала, так что он мог вдоволь любоваться ее шеей.
— Что меня интересует, — говорил Анри, — так это влияние Людовика XVII на Революцию. Ибо в этой Революции нет ничего социального, ничего политического. Это просто выплеск насилия, который достиг кульминации в момент предумышленного убийства этого ребенка. К тому же после его смерти все успокоилось. Обессиленная Франция оказалась способна лишь на спорадические, заведомо обреченные бунты, армии превратились в беспорядочные толпы, и последние военачальники, избежавшие гильотины, покончили жизнь самоубийством. Бонапарт пришел к власти по руинам, и те войны, которые он развязал, были попытками восстановления, очень примитивными: он строил свои армии из последнего оставшегося годным материала — людей.