Король-Демон
Шрифт:
Я приказал военным патрулям бороться с поджигателями любыми доступными средствами. Угрюмым, перепуганным солдатам, видящим, как у них на глазах гибнет последняя надежда на спасение от суровой майсирской зимы, не требовались дополнительные разъяснения. Сначала всех, пойманных с горючими материалами вблизи очагов возгорания, вешали. Однако это отнимало слишком много времени, и вскоре с виновными стали расправляться ударом меча. Но пожар в столице только разрастался, и патрули начали убивать всех мечущихся на объятых пламенем улицах, на ком не было нумантийских мундиров.
Я вспомнил, что
Наконец на востоке забрезжил рассвет. Весь город был застлан облаками черного дыма, не пропускавшими солнечные лучи. Я выехал на площадь, в центре которой был фонтан. Солдаты, расквартированные в окрестных домах, посчитали его самым безопасным местом и набились в него, словно лягушки в болото. Но огонь подошел слишком близко, и на площади стало так жарко, что все, находящиеся в фонтане, сварились живьем. На улицах валялись обгорелые трупы, обуглившиеся, словно картошка, слишком долго пролежавшая в костре, потерявшие сходство с людьми.
Но мертвые могли считать, что им повезло. Другие, обожженные до неузнаваемости, должны были радоваться, если от шока лишались чувствительности. Но все же повсюду были слышны жуткие крики, вызванные нестерпимыми муками. Я никогда не подозревал, что человек, умирая, может так громко вопить. Серебряный кинжал Йонга в то утро работал не переставая, принося раненым единственное благословение, которое я мог им дать: быстрое возвращение на Колесо.
Один раз я увидел Алегрию – она упросила Балка разрешить ей вернуться в город, где разыскала один из лазаретов и устроилась туда санитаркой.
Джарра продолжала гореть. Единственными зданиями, неподвластными огненной стихии, были каменные храмы, поэтому в них разместились лазареты, казармы, штабы. Я понимал, что благочестивые майсирцы сочтут это кощунством, но выбора у нас не было.
Пожар бушевал трое суток, а затем, словно остальные силы природы возмутились безудержным разгулом Шахрийи, завыли ветры, и небеса разверзлись.
На третий день после начала пожара я встретился с императором. Тенедос бродил по пепелищам, с любопытством посматривая по сторонам. Валясь с ног от усталости, я все же отсалютовал ему. Император небрежно отсалютовал в ответ.
– Дамастес, спасибо за то, что ты, вероятно, спас мне жизнь, – сказал он. – Это все ужасно. Не могу представить себе, чтобы человек... чтобы целый народ... был настолько варварским, что мог спалить собственную столицу. Хотя, не сомневаюсь, вину за это возложат на дикарей-нумантийцев.
– Какая же красота погибла, – тихо продолжал император. — Жаль. Но когда я восстановлю Джарру – если город по-прежнему сохранит это название, – она станет в тысячу раз прекраснее.
Я был потрясен тем, что Тенедос видит в этой катастрофе какие-то светлые стороны. По-видимому, император прочел мои мысли.
– Да, Дамастес, это ужасно. И все же во всем есть свои плюсы.
Плюсы? Мне показалось невероятно циничным отпускать такие мрачные шутки. Но тут мне в голову пришла другая, еще более страшная мысль. А что, если император не шутил, а говорил совершенно серьезно?
Почерневшие руины простирались на многие мили. Во всем городе уцелела лишь горстка зданий. И до сих пор время от времени тут и там не тронутое огнем строение вдруг неожиданно занималось пламенем или взрывалось. Там, где когда-то были улицы, теперь чернели груды дымящихся развалин.
У нас больше не оставалось выбора.
– Я принял решение, – объявил император, – относительно наших дальнейших действий.
Его слова гулким эхом отразились от высоких каменных стен храма. Нас было несколько сотен человек, слушавших Тенедоса, — трибунов, генералов, домициусов.
– Король Байран отказывается взглянуть правде в глаза и начать переговоры или хотя бы просить о перемирии, — продолжал император. – Несомненно, он сошел с ума и воображает, что способен продолжать войну.
Очевидно, он не представляет себе могущество своего противника, не догадывается о том, что Нумантия никогда – никогда - не знала поражений. Мы должны продолжать давить на противника. Мне доносят, майсирская армия находится к юго-западу от Джарры. Мы должны двинуться на нее. Не сомневаюсь, мы вынудим короля Байрана принять решающее сражение там, где нам будет удобно.
В противном случае мы двинемся на север, по караванному пути, пока не найдем город, где сможем перезимовать и пополнить запасы. Я намереваюсь вернуться в Джарру следующей весной, если мы не разгромим короля Байрана раньше.
Этот дерзкий наглец возомнил, что Майсир – это он один, он и его развращенные придворные. Нужды простого народа его нисколько не беспокоят. Раз Байран хочет вести войну до полного уничтожения, он ее получит.
Мы будем беспощадно расправляться с врагами и сотрем майсирскую армию в порошок, так что через два поколения никто в Нумантии и в Майсире даже не вспомнит имя короля-безумца.
Отдайте приказ своим людям готовиться выступить в поход.
Послышались восторженные крики, правда весьма жидкие, и офицеры стали расходиться к своим частям. Во время своей речи император ни разу не посмотрел мне в глаза. И ни разу не произнес слово «отступление». Однако именно об отступлении он сейчас и отдал приказ.
Было решено для простоты отступать в обратном порядке, так что элитные части, бывшие на острие атаки, теперь оказались сзади. Возглавили колонну отряды Ле Балафре, во время наступления находившиеся в арьергарде, а также остатки подразделений, понесших самые большие потери, и вспомогательные части. Впрочем, как нас заверили, это не имело никакого значения. В том случае, если мы встретим майсирскую армию, у нас будет более чем достаточно времени на то, чтобы перегруппироваться.
Формально нумантийская армия не покидала Джарру. В городе был оставлен крохотный гарнизон; лазареты и госпитали были переполнены ранеными. Что касается гарнизонов в остальных городах, к ним якобы были направлены гонцы с приказом двигаться назад к Пенде.