Король Драконов: сильнее смерти
Шрифт:
— Кто же научил тебя, болванка из папье-маше, — хохотнула Уна, медленно снимая свою руку с календаря, — газетный ты обрывок, выступать против мага огня?..
— Нет-нет, — пробормотал Корнелиус, отступая. — Ты же не сделаешь этого, верно?..
Он был очень напуган. Корнелиус действительно думал, что Уна не осмелится оторвать руки от календаря, он думал, что она надежно связана… но просчитался.
— А что, — рассмеялась Уна. — Вседверь выколотила из тебя много лишней магии? Серьезно?! Ты растерял все свои знания и стал беспомощным?! Поэтому ты
— Ты должна меня понять, — отгораживаясь ладонями от Уны, ответил Корнелиус. — Нет, я не так слаб, как ты думаешь. Но и не так силен, как прежде. И да, я вынужден был с ними вступить в сговор, чтобы взять то, что мне принадлежало по праву! По праву, ты слышишь?!
— Слышу, — хихикнула Уна. На ее ладонях разгорался огромный огненный шар. Все уголки комнаты тотчас же были освещены теплым мягким светом, тени прыгали под ногами.
— Осторожнее! — истерично вскрикнул Корнелиус, отступая от Уны еще. — Тут полно книг, ты же не хочешь устроить пожар в академии?!
— Ты же не думаешь, что я не умею укрощать пламя? — снова зловеще хихикнула Уна. Огонь гудел в ее руках, и Корнелиус не успел и вскрикнуть, как этот огромный огненный клубок сорвался с кончиков пальцем Уны и врезался в его тело.
Корнелиус вспыхнул весь сразу, как старая, пожелтевшая газета. Он кричал и размахивал руками, а его пальцы распушались, словно перелистываемы огнем страницы книг, а Уна молча смотрела на пожар, в котором без остатка сгорало прошлое.
Глава 18. Конец Осени
Пепел остыл. От Корнелиуса не осталось и следа. Где-то далеко навсегда закрылась Вседверь, чтобы больше не выпускать призрак недоброго, мятежного принца, и брат — хранитель кивнул головой, соглашаясь с Уной. Это прошлое получило вполне закономерный итог.
Оставалось еще много неперевернутых страниц, но уже намного меньше, чем сгорело. И они листались проще, поддавались рукам Уны, словно напуганные ее огненной яростью. И Уна поняла, что со своей задачей она справится, но какой ценой?..
Листая, Уна видела предсказания, притом такие горькие, что от них она кричала и плакала, прощаясь с друзьями. Это было тяжелое испытание — не бросить свою миссию и не побежать на выручку, но Уна поняла сейчас так отчетливо, как никогда, что закрыть календарь нужно. Только так возможно подвести черту. И, возможно, погибнет и молодой Король, и Дерек, и она, не вынеся предательства Аргента, но прекратится эта страшная осень, и останутся живы люди…
«И уцелеет все королевство, — думала она, рыдая. — Прощай, Дерек, славный смелый мой рыцарь… навек прощай…»
— Проснись, молодой Король! Проснись! Ради всего святого — проснись!
Демьена кто-то тормошил, шлепал его по щекам, тянул за руку, и Король, застонав, шевельнулся в седле. Снег мягким тяжелым одеялом лежал на его плечах, конь под Демьеном дрожал и нетерпеливо переступал ногами. Остро пахло морковкой — кажется, это конь ее пережевывал и выпрашивал еще, нетерпеливо тянулся за лакомством и со звоном встряхивал удилами.
— Проснись, молодой Король! — умолял дрожащий голосок чуть не плача. — Не то ты замерзнешь здесь!
Демьен, усилием воли прогоняя сонную дурноту, поднял лицо с лошадиной гривы, раскрыл заспанные глаза.
— Ежинка, — пробормотал он, и губы его растянулись в улыбку.
Девушка, озябшая, с покрасневшим носом, стояла перед ним, на узкой тропинке, занесенной снегом. В руках ее было маленькое деревянное ведерко с морковью — там оставалось совсем немного корнеплодов, — и сама она выглядела уставшей и испуганной.
— Хвала магии, ты проснулся! — воскликнула она. — Я насилу нашла тебя в этом буране! Ты чуть не замерз! А твой конь почему-то отказывался идти за мной… Я пыталась сманить его морковью, но ее хватило ненадолго…
Слушая путанные, сбивчивые объяснения Ежинки, Демьен с облегчением рассмеялся. Горстью ухватив с плеча снег, потер им лицо, прогоняя остатки дурмана.
— Ты настоящий друг, лесной эльф! — воскликнул он, склонившись и протянув руку девушке. — Нет, лучше — ты спасительница моя. Что бы я делал, если б на свете не было такого славного светлячка, как ты? Давай, влезай ко мне в седло. Я вижу, ты замерзла, так вот я отогрею тебя под своим плащом.
Девушка зарделась и потупила взор, застеснявшись от добрых слов, что наговорил ей Король, но руку ему подала, и тотчас же оказалась на коне, рядом с Демьеном. И он обнял девушку, накрыл ее полой своего плаща и прижал к себе.
— Снова ты спасешь меня, — произнес Демьен, чувствуя, как Ежинка льнет к нему и замирает от тихого счастья — быть рядом с ним. — Снова выручаешь.
— Я не могла иначе, — прошептала Ежинка. — Я слышала… я чувствовала тебя здесь, в лесу. Я слышала, как ты едешь ко мне и вышла встречать. Но тут метель…
Демьен засмеялся, бережно обнимая девушку, прижимая ее к себе.
— Да, ты права, мой маленький эльф, — ответил он, осторожно целуя ее тонкие светлые волосы. — Я ехал к тебе, и снова за помощью. Кажется, во всем королевстве ты — самая сильная.
— А что такого особенного я могу сделать для тебя и для всего королевства? — изумилась Ежинка. Демьен тотчас стал серьезен, заглянул в ее кроткие глаза.
— Мы нашли Королю Зимы невесту, — ответил Демьен. — Но уж больно строптивую. Да и жребий ее что-то невнятное говорит. Поэтому решили, — Демьен слегка замялся, — Осень обмануть. Нарядим тебя; Осень увидит, что старика Зиму не победить, и отступит. Ты особенная; ты волшебная. Ты видишь Осень, и Зиму ты не боишься. Никто, кроме тебя, не подойдет на эту роль. Можно было б Уну попросить, но слишком она… яркая. Ее узнают. И если спросят про Аргента, она не сможет солгать. Даже если я прикажу. Солжет ее язык, но не газа и не сердце. А тебя мы нарядим, нарумяним тебе щеки так, что ты на себя не будешь похожа. Осень — глупая и невнимательная, она не заметит подвоха.