Король и спасительница
Шрифт:
— Ого, — присвистнула Натка. — Нехилые у вас доминантные гены…
Король непонимающе моргнул, но подруга не дала ему опомниться:
— А среди колдунов-простолюдинов это так же действует? Если колдун-простолюдин женится на просто-простолюдине… Тьфу ты, на человеке обычном, дети кто будут?
— Колдуны.
— Всегда?
— Да.
— Так у вас же такими темпами колдунов будет все больше и больше! — сообразила я.
— Их и стало больше. И многие помогают Сьедину.
— А, да, Сьедин… — с трудом вспомнила я, на каком мы свете. Натка подытожила, загибая пальцы:
— Короче, твое величество, и высокородные, и простые колдуны — явные носители какого-то сильного доминантного гена, который все вокруг околдунивает. Это во-первых. Во-вторых, вы выглядите настолько одинаково, что ты можешь среди своих маскироваться. Это во-вторых. Почему вы, собственно, считаете, что вы — другой вид? Не похоже. Если ты хочешь сказать, что высокородные не загорают, то я тебе тоже скажу, что это чепуха. Погляди на свои руки: вы загораете, просто, похоже, очень медленно. Заводские рабочие из колдунов тоже незагорелые, как недорезанные аристократы, зато которые в поле работают, что колдуны, что люди, чернющие.
Мы с Лидом одновременно оглядели его руки и, видимо, тоже одновременно обнаружили на них блеклый, но все же явно видимый загар. Я честно говоря, не очень удивилась, король удивился больше, однако не сдался:
— Хорошо, на загаре я не настаиваю, я действительно за свою жизнь мало времени провел под открытым небом. Но речь не о загаре, а о силе, которую мы можем набирать, а они — нет.
— «А они — нет», — передразнила Натка его высокомерный тон. — А с чего им, собственно, не набирать-то? Как-то странно, что ваше отличие заключается только в этом, причем проявляется не с рождения. Сонька, чего сидишь, как украшение, давай вспоминай биологию!
— Ну, а… — начала я, но король перебил мою зреющую мысль очередным самовосхваляющим высказыванием:
— У высокородных гораздо лучше развито мышление и память.
Натка скорчила рожу и покрутила пальцами в воздухе:
— Это бабушка надвое сказала. Во-первых, может, ты один среди своих такой выскочка, мы же других не знаем. А во-вторых, может, вы просто развивались в хороших условиях. Ну, возможно, вы даже вывелись отдельной породой, как какая-нибудь там кошка с плоской мордой. Но морда хоть и плоская, а зверь-то кошка, а не собака! А, Сонь?
Король явно потерял нить рассуждений, потому что подруга говорила быстро и по-русски, и тоже посмотрел на меня, только, в отличие от Натки, без всякой мысли в глазах. Подруга же, наклонившись ко мне, вещала:
— Так вот, как ты думаешь, Сонька, их это усиленное колдовство может быть свойством породы, как плоская морда, или свойством всего вида, как кошка?
— Плоская морда? — растерянно переспросил Лид. Я отмахнулась от него и тоже наклонилась к подруге.
— Вообще-то, Нат, колдовство может быть плоской мордой, почему нет? Хотя то, что оно начинается только после обучения, больше похоже на кошку…
— Девушки! — позвал король печальным голосом. — Я вас не понимаю. Говорите хотя бы на каком-нибудь языке.
— Ду ю спик инглишь? — съюморила Натка.
— Э литтл, — отозвался Лид, которому я еще в деревне у бабушки я ради забавы сказала несколько фраз на иностранных языках. — Но лучше по-русски или по-варсотски.
— Во ты полиглот… — уважительно зачесала в не очень мытом из-за дефицита воды затылке подруга. — Может, и правда плоская морда, то есть высокородность?..
— Лид, — я, обрадованная, что мне наконец удалось ухватить за хвост мелькнувшую до того мысль, потеребила короля за шершавое пиджачное плечо. — Ты говоришь, что ваша сила увеличивается после начала обучения. А что будет, если вас не начинать обучать? Ну, у вас же была куча переворотов, вы друг друга свергали, может, забыли кого-то научить? Каким он тогда будет по силе?
— Не сильнее простолюдинского колдуна, — отозвался Лид уверенно. Я не стала уточнять, где он эту уверенность взял, приняла его слова за аксиому и поехала дальше:
— Ладно. Значит, способность к колдовству у вас, вроде как, потенциальная. Но может и не развиться, если не обучать… А, вот еще что: вас всегда начинают обучать в одном и том же возрасте?
— Не совсем в одном и том же, — Лид явно взбодрился от того, что снова что-то понимает, и быстро подхватил мою мысль. — Примерно с двенадцати до шестнадцати-семнадцати лет.
— Очень хорошо, — на всякий случай похвалила его я. — А ты не знаешь, кого из высокородных обучали раньше или позже всего? Кого-нибудь учили, скажем, в восемь лет? Или в двадцать пять?
— Нет. Самое малое — в одиннадцать, а самое большое — восемнадцать, если я не ошибаюсь…
— И что это за промежуток-то такой…
— Ты чего, Сонька? — Натка удивленно на меня глянула. — Тоже в средние века впала вместе с нашим величеством? Ему-то позволительно не сообразить… Это же переходный возраст!
— Действительно! — дошло и до меня. — И что из этого?
— А то! Самые сильные гормональные и вообще всякие изменения! — завопила Натка, всегда больше меня интересовавшаяся биологией, и напала на короля с неожиданным вопросом:
— Лид, вы колдуете головой?
— Чего?! — изумился король.
— Если руки и ноги тебе оттяпать, колдовать сможешь?
— В принципе, смогу, — сообщил Лид, переводя взгляд со своих неоттяпанных рук на целые ноги. Я захихикала, а Натка воскликнула с облегчением:
— Что и требовалось доказать! Сто процентов у них либо какая-нибудь там колдовская железа работать начинает… Нет, вряд ли железа, они же, если обучатся, потом всю жизнь могут силу набирать… Значит, какие-то участки в мозгу развиваются и начинают работать, но если их вовремя не простимулировать, то потом это и не выйдет. Эх, томограмму головы бы ему сделать… — застонала она и хищно уставилась на короля.
— У Натки мама и папа — врачи, — объяснила я.
— Чего вы на меня лупитесь, как на нежить? — обиделась Натка. — Для вас тут стараюсь. Твое величество, вы в своем средневековье не ставили, случаем, эксперимент с младенцами? Не совали их на первые годы жизни в безлюдную комнату с немыми слугами, чтобы посмотреть, на каком языке они заговорят?