Король и спасительница
Шрифт:
Дома все было как всегда: увидев возящуюся на кухне маму и засевшего в компьютер папу, я чуть не заплакала от умиления. Родители проявили более умеренную радость при виде меня и сообщили, что еда на плите и в холодильнике. Дрожащими руками я взяла себе бутерброд с колбасой и чай, и устроилась на кухне, не имея ни малейшего желания заходить в свою комнату.
— Соня, ну что ты тут сидишь? — не выдержала, наконец, мама, все время задевающая меня то рукой, то спиной. — Иди лучше к себе, отдохни, а мне еще на завтра надо приготовить…
— Давай я тебе помогу!
— Нет уж, моя дорогая, ты в прошлый раз так потушила мясо, что одни угольки
— Ладно, — сказала я покорно и направилась, но не в свою комнату, а в ванную. Там я немного отдохнула, даже подремала, а проснулась почти в полной уверенности, что все произошедшее мне приснилось. Ну не может такого быть на самом деле!
Завернув мокрые волосы в большое полотенце, я решительно подошла к своей комнате и рывком распахнула дверь. Там было пусто, все выглядело как обычно. Я с облегчением рассмеялась и вошла. Дверь со стуком закрылась за мной.
И тут, будто этот стук был каким-то сигналом, все вдруг изменилось. Комната при неизменной ширине на моих глазах удлинилась раза в два, так что стала похожа на какой-то большой вагон. Первая половина этого вагона выглядела как обычно, моя мебель осталась на местах. Зато дальняя половина…
Пол в ней был, кажется, мраморный или из какого-то еще в этом роде гладкого розовато-серого камня. Стены тоже были каменными, но белыми, с красивыми резными узорами из цветов и растений, причем земных: я узнала колокольчики, мать-и-мачеху, тысячелистник и даже одуванчики. С потолка свисала огромная развесистая люстра со множеством свечей — она была вся обвешана блестящими металлическими дубовыми листочками. Посреди этой великолепной комнаты торжественно высилась резная деревянная кровать с длиннющим светло-красным балдахином. В просвет между занавесями я увидела груду подушек и штук семь одеял: видимо; король был из мерзлявых. Подтверждало это мое предположение и то, что как раз напротив кровати в стене был здоровенный камин, в котором с ревом лесного пожара полыхало высокое пламя. В окно, приобретшее форму арки и обросшее красными занавесями, виднелся наш двор, шпана, курящая на лавочке, гаражи и большая помойка.
— О господи, — прошептала я обреченно. — Лид!
— Что, Соня? — раздался его высокий голос от кровати, и секундой спустя король откинул балдахин и вылез на мраморный пол. Я не без изумления увидела на нем домашний костюм из льна, в точности скопированный с костюма моего папы. Бежеватый лен хорошо сочетался с его русыми волосами и двухцветными глазами, и вообще делал короля более похожим на человека.
— Ты можешь говорить громко, пока дверь закрыта, нас никто не услышит, — сообщил Лид. — Мои покои тоже видны только изнутри.
— Да, что покои, то покои, — пробормотала я. — Славно ты потрудился. Может, еще потрудишься и сделаешь между твоими и моими покоями дверь?
— Зачем? — удивился Лид. — Какая надобность городить лишние стены, когда комнаты и так маленькие? И какие причины у спасителя и спасенного таиться друг от друга?
— Такие причины, что я стесняюсь, — призналась я хмуро. — Мне нужно будет, скажем, сменять одежду, а при тебе это делать неудобно.
— Почему? Только простолюдины стыдятся самих себя, — обронил Лид с великолепным презрением, возведя к потолку двухцветный взор и изящно жестикулируя рукой с перстнем. — Высокородные особы понимают, что все в них достойно восхищения. Ты теперь не простолюдинка, Соня, поэтому
— Знаешь что, Лид, ну тебя к черту! — не выдержала я, прервав его разглагольствования. — Если высокородность заключается в отсутствии стыда, то я знаю, где ты найдешь много себе подобных — на нудистском пляже. А от меня отстань. Меня не так воспитывали. Понятно?
— Не все.
— А что именно тебе непонятно?
— Что такое нудисткий пляж и ну тебя к черту.
— Нудисткий пляж — это где все люди ходят в чем мать родила, а ну тебя к черту означает, что я с тобой не согласна и вообще не в настроении.
— Ну хорошо, — сказал Лид спокойно, усаживаясь на край своей величавой кровати. — Я не буду смотреть на тебя, если это тебе не нравится, но и стенка здесь ни к чему. Не хватало еще копировать простолюдинские привычки!
Я поняла, что, кроме этой Пирровой победы, мне ничего больше не светит, и сменила тему:
— Какие интересные узорчики на стенах. Ты их сам придумывал?
— Конечно, — Лид посмотрел вверх, и узор на стене на моих глазах медленно изменился, отрастив несколько дополнительных листьев.
— А почему именно из таких цветов?
— Они мне нравятся, — сказал Лид задумчиво, впервые обнаружив какие-то свои личные пристрастия, — я всегда, когда была возможность, украшал свое жилище именно так.
— Всегда? То есть ты хочешь сказать, что ты до сегодняшнего дня где — то видел эти цветы?
— Да, видел.
— А где?
— Трудно сказать… Видимо, в каком-то другом мире.
Больше его королевское величество со мной разговаривать не пожелало. Молча оно упокоилось на кровати поверх подушек и одеял и задернуло балдахин. Камин ревел и полыхал, от него тянуло жаром, но я не решилась просить короля прикрутить пламя. Вдруг уже заснул: примет еще меня спросонья за простолюдинку… Вздыхая, я под одеялом надела самую легкую пижаму, отбросила это одеяло в сторону и, пострадав от жары некоторое время, провалилась в тяжелый сон.
Проснулась я рано, часов в шесть — просто уже не могла находиться в такой жаре и духоте, которую бесперебойно поддерживал камин. Обмахиваясь обеими руками, я сползла с постели и включила свет. Комната Лида осветилась во всей своей музейной красе. Пошатываясь, я подшлепала босиком по мраморному полу к его кровати и решительно отдернула балдахин.
Король дрых на всех двенадцати подушках под всеми семью одеялами. Лицо его во сне не было столь величественным, как при бодрствовании: скорее, усталым или хмурым.
— Ли-ид, — позвала я, потеребив его за плечо с решимостью отчаяния. Двухцветные глаза, медленно открывшись где-то наполовину, уставились на меня сквозь прямые коричневые ресницы.
— Пожалуйста, пригаси камин, — прошептала я умоляюще. — С ума сойдешь в такой жаре!
— В жаре? — удивился Лид и привстал на локтях. Действительно, по нему нельзя было сказать, что ему хоть чуть-чуть жарко. Задумчиво поглядев на меня некоторое время, он что-то вспомнил, пробормотал: «а, ну да» и уставился на правую стену моей комнаты, рядом со шкафом. В тот же миг там стало проявляться странное кривоватое окошко: видимо, Лид хотел спать и не старался навести красоту. Окошко само по себе распахнулось, и на меня повеяло свежим воздухом с улицы. Одновременно в противоположной стене поспешно образовалось такое же окно, которое тоже приоткрылось. Обеспечив таким образом мне вентиляцию, Лид брякнулся обратно как подкошенный и заснул своим королевским сном.