Король Крыс
Шрифт:
Визитер явно не спешил начинать беседу. Старик, хитро щурясь, тоже выжидал — с какой стати он должен спрашивать первым? И вообще, кто кому нужен? Захочет, сам и расскажет, а нет, то вот, как говорится, вам порог.
Ну, а чем ты тут все-таки занимаешься? — закуривая, поинтересовался гость.
Да так, всем помаленьку. Овощи да корнеплоды выращиваю, а то и груши околачиваю.
А как же твоя братва? — Прокурор стряхнул пепел в пепельницу.
В гости иногда приезжают. Я пацанов всегда вареньем из собственной малины угощаю. Спасибо говорят и еще просят. Хотели даже рецепт у меня
Ну, вы-то тут не только о рецептах варенья беседуете, — едва заметно улыбнулся Прокурор. — Я-то тебя хорошо знаю.
Ну, зачем же ты так старика обижаешь? — притворно пожаловался хозяин. — Я вон без малого девятнадцать лет зоны топтал, и все меня дорогие граждане начальнички воспитывали: мол, на свободу — только с чистой совестью. Пора, мол, бросать преступный промысел, пора зарабатывать на хлеб честным путем. Вот я и решил их послушаться… Правы они оказались. Это ведь не зазорно — потреблять плоды труда своего. Знаешь, жил когда-то на свете такой римский император Диоклетиан. Так вот, он на старости лет решил добровольно отказаться от власти. Что и сделал: удалился от мира и занялся разведением капусты. Была у него такая маленькая слабость.
Что не помешало ему через преторианцев диктовать преемникам свою волю, — напомнил собеседник. — Я-то знаю, что ты только с виду такой тихий. Ты ведь не отказался от своего звания вора?
В каждой нормальной стране кто-то должен работать, а кто-то воровать, — спокойно парировал Найденко. — А по–другому и быть не может.
Ну, воровать — это одно. А беспредельничать, как нынешние, — совсем другое.
Старый вор нахмурился.
В мои времена такого не было. Тебе это хорошо известно. Это теперь все изменилось, с ног на голову перевернулось.
Что именно? — улыбнулся Прокурор. — Одни зарабатывают честно, другие думают, как заработанное у них отобрать. Схема одна и та же, только у нынешних бандитов больше наглости, коварства и тоже никаких принципов.
Не скажи! — неожиданно горячо возразил хозяин. — Я иногда газеты читаю, телевизор смотрю — ужас! Внук дедушку топором убивает за пятьдесят тысяч рублей, мать ребенка в проруби топит! Мы воровали лишь у тех, кто имел много и не трудами праведными добро наживал. Или у государства — у него-то грех не украсть. Но даже у самых отпетых негодяев, ростовщиков и барыг, никогда не забирали последнее. Зачем загонять человека в угол? Это теперешние разденут–разуют до исподнего да еще и удавку на шею накинут!
Имеешь в виду современных бандитов? Всех этих очаковских, коньковских, темниковских?.. Сабуровских? — с легким нажимом на последнее слово поинтересовался кремлевский чиновник.
Да, — твердо ответил пахан. — Пришли наглые, беспредельные отморозки, желающие превратить мир в сладкий пирог для себя и сухую корку для других. Такие могут отобрать последнее у нищего, у ребенка. Даже у собственной матери. — Алексей Николаевич нервно закурил, похоже, повадки нового поколения российского криминалитета серьезно волновали его. — Теперь от блатной идеи не осталось почти ничего. Кроме былой романтики: всех этих песен, рассказов да татуировок.
Кстати, а как тебе сабуровские? — безразлично спросил высокопоставленный визитер.
Коттон поморщился, на лице его отразилась неподдельная брезгливость.
Слыхал, слыхал. Такое же дерьмо, как и остальные. Всюду беспредел, а сабуровские в беспределе — еще один беспредел! Слышал о таких. Воюют со всем миром. Но по сути получается, что одни негодяи уничтожают других негодяев. Они как скорпионы в банке. Пусть стреляют, травят, топят, взрывают друг друга, по мне так чем больше, тем лучше.
Совершенно верно: сабуровские бандиты отстреливают подобных себе. В итоге негодяев становится меньше. И не все ли равно, каким способом сокращается эта популяция? А может, ты считаешь, в подобных случаях цель не оправдывает средства?
Найденко на минуту задумался, а затем взглянул на Прокурора так, словно видел его впервые в жизни.
Вообще-то я об этом не думал. Но по–своему ты прав. По крайней мере, мне их не жалко. Пусть дохнут, кто-кто, а я по ним не заплачу.
Безусловно, высокому кремлевскому чиновнику нельзя было отказать в умении находить в разговоре общие точки соприкосновения.
Скрипнула дверь, сидевшие за столом обернулись. На пороге спальни стояла Наташа. Пышная копна каштановых волос, огромные глаза с длинными ресницами, удивительно правильные черты еще заспанного лица…
Ой, дядя, у нас гости, — смущенно запахивая полу халата, из-под которого белела ночная рубашка, произнесла она, — что же ты мне не сказал?
Познакомься, Наташенька, это мой старинный знакомый, — кивнул Алексей Николаевич. — Большой человек! Спецом к нам из самой Москвы приехал.
Конечно, высокий статус дяди в далеко не законопослушных кругах был известен племяннице. И потому следующий вопрос прозвучал хотя и наивно, но вполне естественно:
Дядя, а он что… тоже «в законе»?
Бери выше, Наташенька! Он и есть сам закон, — улыбнулся хозяин и, заметив на лице гостя мгновенное замешательство, добавил не без ехидства: — Это самый большой авторитет, которого я видел в своей жизни! Правда, не совсем преступный, как он сам почему-то считает. Ведь государство — это не самый большой преступник, правда? Но все-таки… Так что, Наташка, смотри и запоминай. Детям, внукам потом будешь рассказывать, с кем базар вела!
Алексей Николаевич, как обычно, немного преувеличивает мои скромные заслуги перед преступным миром, — совладав со своей первой реакцией, нашелся Прокурор и, не желая продолжать тему, перевел беседу в другое русло: — Как ваше здоровье, Наталья Васильевна?
Спасибо. — Девушка потупила взор, она явно не знана, как себя вести.
Не скучно тут, в деревне?
Скучно, вообще-то, — честно призналась племянница знаменитого вора, — но ничего, иногда с дядей за границу ездим, часто в Москве бываю. Да и времени, чтобы скучать, особо нет: в университет готовлюсь.
Прокурор поднялся и, бросив быстрый взгляд в сторону приоткрытой двери, заметил фотографию Нечаева на прикроватной тумбочке.
Да и к вам, как я понимаю, гости иногда наведываются, — мягко улыбнулся он и осторожно поинтересовался: — Вы ведь по–прежнему дружите с Максимом Александровичем?