Король Крыс
Шрифт:
— Спи, моя хорошая, — ласково прошептал старик, поправляя одеяло.
Удивительно, но в этом человеке, прожившим суровую и трудную жизнь, отправившим на смерть многих, сохранилось столько теплоты и нежности.
Спустя несколько минут Алексей Николаевич вышел на крыльцо. Почти рассвело, и Коттон прикидывал, что предстоит ему сегодня сделать: накопать картошки, свернуть пленку с парников, сжечь старую ботву, наколоть дров.
Коттон уже взял топор, по привычке проверил остроту лезвия ногтем, поставил было полено на чурбан, когда где-то совсем рядом послышалось урчание автомобильного двигателя.
Это не могло не насторожить — местные сельчане собственных машин не имели, а столичные гости из числа уголовных авторитетов наведывались к Найденко лишь после того, как согласовывали встречу по мобильному телефону.
Отложив топор, Коттон двинулся к калитке. Рядом с забором стояла черная «Волга» с тонированными стеклами. Российский триколор на госномере свидетельствовал, что машина принадлежит ГОНу — кремлевскому гаражу особого назначения. Задняя дверца открылась, и из машины вышел пожилой, спортивного вида мужчина. Безукоризненный серый костюм консервативного покроя, легкомысленной расцветки галстук, старомодные очки в тонкой золотой оправе, ироничная улыбка.
Это был Прокурор.
Как почти все, кто общался с этим загадочным человеком, Найденко не знал ни имени, ни фамилии, ни отчества, ни официальной должности высокого правительственного чиновника, только устрашающий псевдоним. Знал также, что по роду своей деятельности Прокурор занимается проблемами организованной преступности, что его кремлевская должность, которую он никогда и нигде не афиширует, — всесильная и ключевая.
И конечно же, как человек мудрый, наделенный природной интуицией, Алексей Николаевич чувствовал: несмотря на то что они всегда сражались по разные стороны баррикад, кремлевский деятель уважает его, старого уркагана, — видимо, за своеобразную порядочность и верность слову. Впрочем, Найденко тоже ценил Прокурора — за те же самые качества.
Ну, здравствуй, Алексей Николаевич, — приветливо улыбнулся утренний гость, — давно не виделись.
Три года четыре месяца, — напомнил Коттон — несмотря на преклонный возраст, память у него была отменной.
Как дела?
Твоими молитвами, — улыбнулся пахан, прикидывая в уме, для чего Прокурор прикатил к нему из Москвы в забытую Богом и сатаной деревню в такую рань.
А далеко ты забрался. — Обладатель золотых очков с чувством пожал руку Найденко так, словно они расстались вчера вечером, а не встречались больше трех лет тому назад.
Ну, это еще далеко не край света. В последний раз ты отправил меня много дальше. Аж на Колыму, — с улыбкой напомнил хозяин.
Прокурор наклонил голову.
Никаких воспоминаний, никаких мемуаров. Может, все-таки пригласишь в дом?
Если не побрезгуешь. — Старик приоткрыл калитку, пропуская визитера во двор. — Извини, но завтрака придется немного обождать. Я же не знал, что меня посетит такой высокий гость. А то бы выписал продукты из Елисеевского да повара из столичного «Метрополя».
Спустя несколько минут и гость, и хозяин стояли в небольшой горнице. На лице Прокурора, обычно непроницаемом, отразилась тень удивления: он явно не ожидал, что столь уважаемый и авторитетный человек может жить в таком аскетизме.
Обстановка поражала скромностью, чтобы не сказать бедностью: дешевенький кухонный гарнитур, скрипучий диван, большой стол в гостиной, наверняка сделанный местным деревенским умельцем. Лишь здоровенный чуть не на полстены японский телевизор с видеомагнитофоном и огромный холодильник на кухне несколько не гармонировали с плохонькими обоями на стенах и допотопными ходиками.
Да, вот так живут «воры в законе», как вы нас называете, — со скрытой ехидцей прокомментировал Алексей Николаевич. — Как говорится, бедненько, но со вкусом. Небогато, но чисто. Многие не понимают, приезжают, удивляются, языками цокают, советуют с капустой не жаться. А я и не жмусь: уж лучше я филки, которые мне братва из общака от щедрот своих выделяет, пацанам на зоны отправлю, чтобы те могли здоровье поправить, вволю похавать да ментов купить, оформиться на больничку или условно–досрочное. Я-то старый, мне уже много не надо. Извини. — Оставив гостя, хозяин вышел из дома и, подойдя к соседней хате, постучал в закрытые ставни.
Клавдия Спиридоновна, прости, что бужу, но ко мне дорогой гость из самой Москвы приехал. Накрой на стол чем Бог послал!
Старуха–соседка, приходящая домработница и стряпуха, была единственной роскошью, которую мог позволить себе ушедший на покой пахан.
Минут через двадцать Коттон и Прокурор уже сидели за накрытым столом. Видимо, домработнице не впервой приходилось принимать ранних гостей.
Водочки? — лучась доброжелательностью, предложил старик, скручивая пробку «Абсолюта».
Я не пью, — поморщился гость.
Вообще?
Приходится иногда. По делу и нечасто. Но по утрам — никогда.
Чем же тебя, дорогого гостя, угостить в нашей глухомани — ума не приложу! — Найденко изобразил на лице простодушие, притворно сконфузился и дурашливо поскреб в затылке на манер вечного героя русских народных сказок, эдакого Иванушки–дурачка. — Ты ведь на своих кремлевских банкетах к икре да балыкам привык. А у меня пища простая, деревенская, зато здоровая. Никакой химии, никаких консервантов. Вот творожок, вот сметанка, вот маслице. Все корова Милка, дай ей Бог здоровья и долгих лет жизни, скотине этой!
Алексей Николаевич, не юродствуй, тебе не идет, — сухо оборвал Прокурор. — Если уж хочешь меня чем-нибудь угостить, сделай кофе.
Спустя несколько минут высокопоставленный гость помешивал ложечкой дымящийся напиток. Лицо его было спокойным, движения уверенными и точными, будто у человека, который приехал в деревню из Москвы лишь для того, чтобы попить кофе да справиться о делах хозяина.
Коттон выжидающе молчал, не надо было быть большим провидцем, чтобы понять: Прокурор появился тут неспроста и сам заговорит о своем интересе.