Король Крыс
Шрифт:
То, что он там увидел, заставило содрогнуться даже его.
Посредине, между столом и раковиной–мойкой, лежало нечто, отдаленно напоминавшее человеческое тело. От него-то и шел невыносимый смрад.
Вокруг тела, по контуру, желтела подсохшая жижа. Проваленная грудина, вздувшийся живот, в котором наверняка еще бурлили газы, скрюченные пальцы рук с ошметками бурой кожи.
Гниение до неузнаваемости изменило черты лица покойника: кое–где на щеках и на подбородке кожа лопнула, и в разрывах мяса, залитого подсохшей сукровицей, густо копошились отвратительные белые черви.
Трудно сказать, что было хуже: смотреть на эти останки или вдыхать их смрад, и Максим, тихонько выйдя с кухни, затворил за собой дверь.
Все сходилось: ГАЗ-21 серого цвета, перестрелка в супермаркете с внуковскими бандитами, тяжелое ранение. Более того — подтвердилась и догадка Лютого о предполагаемой смерти соглядатая. Теперь Нечаев мог с полной уверенностью назвать его имя, отчество, фамилию: Вадим Андреевич Петров.
Мозг Максима напряженно работал. В сабуровской группировке был не один Петров, и главарь не мог их всех помнить… Вадим Петров… Крестьянин со шрамом на щеке и руками интеллигента на Рязанском шоссе. Тут как вспышкой озарило — с полгода назад Кактус приводил к нему немолодого, неказистого мужичонку по фамилии, кажется, Петров, бывшего гэбиста. Он, помнится, не уделил новому рекруту преступного мира особого внимания, поскольку испытывал чувство брезгливости к бывшим коллегам, пополнявшим ряды преступников. Но у того Петрова никакого шрама и в помине не было…
«Ну ты, брат, попался, как неопытный юнец», — с досадой подумал Максим: Вадим Петров оказался профессионалом старой школы — нанесенный гримом глубокий шрам на его невыразительной физиономии немедленно бросался в глаза и надолго застревал в памяти.
Нельзя не признать, что Кактус умело работал с кадрами…
Смрад выедал глаза, забивался в нос, и Максиму ничего не оставалось, как открыть все форточки.
Он перенес сумку из прихожей в спальню, вжикнул замком — «молнией» — на пол посыпались какие-то шнуры, соединения, микрофончики, радиоплаты. Последними вывалились микрокассеты, без сомнения, те самые, с Рязанского шоссе.
В спальне стояли и телевизор, и видеомагнитофон. Лютый вставил микрокассету в переходник. Сперва по экрану поплыла какая-то муть, невнятные абрисы лесопосадок, но вскоре появилась картинка: площадка–отстойник рядом с оживленным шоссе, смазанные контуры проезжающих машин и два припаркованных автомобиля: грязно–белая «копейка» его, Максима Нечаева (та самая, которую пришлось бросить сегодня), и официально черная тридцать первая «Волга» Прокурора.
Общий план сменился крупным, и Лютый невольно вздрогнул: он узнал и своего тогдашнего собеседника, руководителя совсекретной кремлевской структуры, и себя самого, несмотря на то что он прибыл на Рязанское шоссе загримированным, узнать его не составляло особого труда.
Видеоряд получился прекрасным — безусловно, в распоряжении соглядатая была очень качественная шпионская техника. Впрочем, как убедился Нечаев, отлично записался не только видеоряд.
«…Насколько мне известно, Силантий настроен воевать до победного. Вы ведь изучали его досье и знаете сами: он — человек весьма амбициозный, жесткий, неуступчивый, а главное — не очень умный…» — донесся из динамика знакомый голос Прокурора, и через мгновение на него наложился баритон самого Лютого:
«Если это действительно произойдет, в столице у нас не останется конкурентов. Не считая, конечно, несговорчивого Силантия. Но его ликвидация — дело нескольких недель. А потом очаковские разбегутся».
Наибольшую для себя пользу пресловутый Кактус мог извлечь из завершения беседы:
«…Впрочем, все нити и без того у вас. А относительно собственной судьбы можете быть спокойны…»
«Имеете в виду возможную месть тех, кого я отправлю за решетку?»
«Большинство лидеров, несомненно, пойдет на остров Огненный… Есть там такая жуткая тюрьма для тех, кому расстрел заменили пожизненным заключением. Кстати, большинство узников этой тюрьмы пишут заявления с просьбой об изменении меры наказания на расстрел».
Лютый нажал на кнопку дистанционного управления — изображение на телеэкране, собравшись в микроскопическую точку, исчезло, и злополучная кассета медленно выползла из чрева видеомагнитофона.
Нестерпимый смрад проникал и сюда, в спальню, и Лютый, с треском растворив окно, высунулся наружу. Полез в карман, за сигаретной пачкой, щелкнул зажигалкой, закурил, с наслаждением затягиваясь, — запах гниющей плоти кружил голову, а табачный дым забивал его.
Только теперь Максим понял, какой опасности подвергался все это время. Ведь Кактус наверняка знал, где живет соглядатай, и вполне мог проделать то же самое, что проделал сегодня он.
Почти два месяца Лютый балансировал на лезвии ножа: одно неосторожное движение, один неверный шаг или просто случайность — и он был бы мертв.
Однако сегодня он сделал верный шаг и — выжил…
23
Стреляй первым!
Когда Лютый, бросив свои «Жигули» рядом со станцией метро, поспешил скрыться в подземном переходе, Бешеный не растерялся, а уж тем более нисколько не расстроился. Савелий знал: теперь, потеряв эту машину, Нечаев наверняка отправится на автостоянку в районе улицы Косыгина за следующей. Там, у самого выезда с парковки, его ждал запасной автомобиль, щегольского вида «Форд–Мондео».
Под днищем «форда» предусмотрительный Говорков еще неделю назад установил радиомаяк, который прекрасно фиксировался мощным пеленгационным устройством из «уазика» «Аварийной службы газа». Таким образом, передвижение Нечаева по столице отслеживалось без особых проблем.
Через тридцать пять минут Говорков, запеленговав нечаевский «Форд–Мондео», знал: Лютый держит путь в Новые Черемушки.
Неприметный в столичной автомобильной толпе «уазик» неторопливо катил по запруженному машинами Ленинскому проспекту, и Савелий, сосредоточенно глядя перед собой, прикидывал возможные варианты развития событий, свои действия и вероятные контрмеры противника.
Было очевидно: петля вокруг Лютого сжимается медленно и неумолимо, и ускользнуть ему на этот раз не удастся.