Король лжи

Харт Джон Лаймонд

Трое парней, вероятно из местного колледжа, устроились за соседним столиком, и, похоже, это была их обычная встреча за кружкой пива в полдень. Они говорили громко, вставляя непристойные слова, но им было весело. Я почувствовал ритм их болтовни и попытался вспомнить, чем я занимался в их возрасте. Появилась зависть к их иллюзиям.

Вскоре входная дверь открылась, пропуская слабый солнечный свет, и я увидел свою сестру, входящую в ресторан. Пока я наблюдал за остальными, моя меланхолия успела созреть. Джин носила на своем лице выражение уныния так, как я носил свой

портфель, – по-деловому, и красная коробка пиццы в ее руке выглядела по-домашнему. Ее бледная кожа и отсутствующий взгляд никак не соответствовали моим воспоминаниям о ней, но еще больше не соответствовали им неряшливые ботинки для бега и разодранные джинсы. Я изучал ее лицо в профиль, когда она остановилась возле стойки. Прежде оно было мягким, но постепенно становилось заостренным, с некой напряженностью в глазах и возле уголков рта. Дать определение его выражению было трудно. Больше я ничего не мог в нем прочесть.

Ей исполнился тридцать один год, и она все еще оставалась привлекательной, по крайней мере физически. Какое-то время она делала все не так. Мне это было понятно, потому что я знал ее лучше всех, но других ее поступки настораживали. Создавалось впечатление, будто она прекратила всякие попытки заняться собой.

Она положила на стойку горячую коробку и уставилась на грязную печь, где выпекалась пицца, как будто ожидая кого-то. Джин стояла не двигаясь. Я почувствовал, как от нее волнами распространяется страдание.

Неожиданная тишина за соседним столиком привлекла мое внимание, и я заметил, как трое парней уставились на мою сестру, с отрешенным видом стоявшую в малоосвещенном месте у стойки бара.

– Привет! – окликнул ее один. Затем уже громче: – Привет!

Друзья смотрели на него с усмешкой. Он приподнялся на своем месте, обращаясь к моей сестре:

– Как насчет того, чтобы взять домой немного этого дерьма, что у тебя в коробке?

Один из парней тихо свистнул. Теперь все таращились на нее.

Я уже было подскочил – это было рефлекторное движение, – но, увидев, что она повернулась к столику этих пьяных парней и стала на них пристально смотреть, просто остолбенел. На ее лице появилась какая-то гримаса. Впрочем, она могла означать что угодно.

Или не означать ничего.

Она подняла руки вверх и повертела ладонями, продержав их в таком положении достаточно долго.

Затем из кухни материализовался менеджер. Он затянул свой пояс, подтянув живот, и что-то сказал Джин, слов я не расслышал. Пока он говорил, она все время кивала, а ее спина извивалась так, будто она тонула в его словах. Менеджер указал рукой на тот столик, потом что-то произнес, махнув рукой в мою сторону. Джин повернулась, и ее взгляд сконцентрировался на мне. Сначала я подумал, что Джин меня не узнала: ее рот исказился гримасой отвращения. Но когда она пошла ко мне, обходя столик пьяных парней и показав им палец, ее рука была прижата к сердцу, чего менеджер не мог видеть.

Парни рассмеялись и вернулись к своей выпивке. Она проскользнула в кабинку и села напротив меня.

– Что ты здесь делаешь? – заговорила она без предисловий и без тени улыбки. Ее глаза были пустыми.

Я рассматривал ее на близком расстоянии, пытаясь понять, отчего она показалась мне какой-то не такой. У нее была чистая кожа, очень бледная, словно просвечивающаяся, большие, несколько раскосые глаза, аккуратный подбородок и темные волосы, падающие на плечи беспорядочными волнами. Находясь рядом, она выглядела уравновешенной, как будто у нее все прекрасно, тем не менее это было заблуждением.

Может быть, что-то необычное было в глазах.

– Что он тебе сказал? – спросил я, имея в виду менеджера. Ее пристальный взгляд остановился на мне, и в нем не было теплоты.

– Это важно? – парировала она.

– Думаю, что нет.

Она подняла брови и положила на стол руки.

– Итак?

Я не знал, с чего начать, и тоже положил руки на красную клеенчатую скатерть.

– Ты никогда не приходил сюда, – произнесла она, – даже поесть.

В последний год я почти не видел свою сестру и не обвинял ее ни в чем. Неправильно было избегать ее, но это превратилось в привычку. Я не мог признаться себе в том, что ее глаза, глаза раненой лани, причиняли мне боль. В них было так много от материнских глаз!

Нерешительность свела мне губы.

– Они нашли тело Эзры, – заявила она. Это не был вопрос, но на какое-то мгновение я ощутил давление. – Вот почему ты здесь.

В ее лице появилась неожиданная сила, и вместо удивления или раскаяния я почувствовал еще большую нерешительность.

– Да, – ответил я.

– Где?

Я рассказал ей.

– Как?

– Они считают это убийством, – произнес я, изучая ее лицо. Ни одного намека на волнение. – Больше никто ничего не знает.

– Это Дуглас тебе сказал? – спросила она.

– Да.

Она наклонилась комне ближе.

– Им известно, кто это сделал? – прошептала она.

– Нет, – отозвался я. Неожиданно ее руки обхватили мои, и я почувствовал теплую влажность ее ладоней. Ее взгляд блуждал по моему лицу, и она все сильнее сжимала мои руки. Затем она откинулась на потрескавшийся и упругий винил.

– Итак, – произнесла она. – Как ты ко всему этому относишься?

– Я видел тело, – проговорил я, потрясенный собственными словами. Вопреки тому, что я обещал Дугласу, я не планировал говорить ей этого.

– И…

– Он мертв, – ответил я, погружаясь в молчание, которое продлилось чуть больше минуты.

– Король мертв, – промолвила она наконец, и ее взгляд застыл на мне. – Надеюсь, он разлагается в аду.

– Это жестоко, – заметил я.

– Да, – отреагировала она решительно и стала ожидать от меня чего-то еще.

– Кажется, ты не удивлена, – наконец обронил я.

Джин пожала плечами.

– Я знала, что он мертв, – сказала она, и тут наступила моя очередь пристально посмотреть на нее.

– Почему? – спросил я, чувствуя острые колики в желудке.

– Эзра никогда не оставил бы без присмотра свои деньги и престижную практику на столь долгое время. Ничто другое не могло удержать его в этом мире.