Король на именинах
Шрифт:
– Можете ехать, – он вернул документы Иванову.
По тюремному коридору они шли в сопровождении двух охранников, вооруженных дубинами и газовыми баллонами. На ходу доктор Иванов вдел халат в рукава и знаком показал, чтобы его гость сделал то же самое.
– Мы торопимся, – обратился доктор к охраннику, когда ему показалось, что тот не спешит открывать решетку-перегородку.
Коридорный, прекрасно знавший доктора в лицо, тем не менее быстрее идти не стал. За годы работы в тюрьме он выработал свой ритм передвижения и не мог представить, что можно ходить по-другому. Если, конечно,
Больничную палату заливал синий ночной свет, противный и липкий. Когда отворилась дверь и конвойный подвел к кровати очкарика-первохода доктора Иванова и его бригаду, законник Хазар недовольно пробурчал:
– Спать не дают. – И сел на кровати.
– Включите свет! – распорядился доктор Иванов.
Он говорил громко, словно в послеоперационной палате не было настоящих больных в тяжелом состоянии. Вспыхнули яркие лампочки под высоким сводчатым потолком. Очкарик уже пришел в себя – сознание вернулось к нему. Он смотрел на мир одним глазом, который не мог закрыть – рассеченную бровь подтягивали металлические скобы, поставленные санитаром Александровичем. Второй глаз заплыл, да так сильно, что даже многоопытный Иванов не мог сразу сказать, есть ли он вообще.
– В операционную его! Там и посмотрим, – жизнерадостно сообщил Иванов, будто надеялся на какое-нибудь веселое открытие.
– Шнур, секи, – шепотом проговорил Хазар и оттопырил мизинец, указывая им на «коллегу» Иванова.
– Сукой буду, да это же Артист, – чуть слышно прохрипел законный, приподнимаясь на локте, – халат белый нацепил. Вот тебе и мутка.
Санитары перегрузили очкарика на каталку. Доктор обратился к небритому мужчине:
– А вы, Артем Дмитриевич, пока можете осмотреть больного, о котором я вам говорил. Интересный случай. Когда понадобитесь, я вас позову.
– Спасибо, – прозвучал степенный ответ.
Первохода повезли в операционную. Охранник выходил последним.
– Я свет оставлю включенным, – пообещал он мужчине в белом халате.
– Конечно.
Хазар, еле дождавшись, пока охранник скроется с глаз, цыкнул на мужиков, отдыхавших на ближайших кроватях. Те, кто мог, перебрались подальше от авторитетов, кто не мог, скрипя зубами, отвернулись. Несмотря на естественное любопытство, единственным желанием у них было – ничего не видеть и ничего не слышать.
– Артист, – в голосе Хазара звучало неподдельное восхищение, – проведать приехал?
Шнур смотрел на гостя настороженно и мял в руке шелковый шнур нательного креста. Дьяк, как оказалось, не спал, но даже не пошевелился, лежал с открытыми глазами, в которых не было и тени удивления. Будто вот так, запросто любой криминальный авторитет мог ночью с воли наведать тюремную больничку в Бутырке.
– Не забываю братву, –
Хазар прикусил губу и вопросительно посмотрел на Артиста.
– Я тебя почти не знаю, только слышал. А слышал всякое, – холодно произнес Шнур.
– Кто говорил, тот пусть и предъявит, – попытался сохранить достоинство Артист.
– Присаживайся. Не торчи, – Дьяк сел на кровати, и стало понятно, что росту в нем никак не меньше двух метров.
Он был самым молодым из трех собравшихся в палате законных – тридцати пяти лет, двенадцать из которых он умудрился провести за колючкой. Артист картинно вынул из кейса тонкую пачку долларов – тысячи на две и положил перед Хазаром:
– На общак.
Хазар не моргнув глазом, без эмоций накрыл пачку необычайно широкой для такого худого тела ладонью, а когда поднял руку, пачки американских денег на одеяле уже не оказалось. Артист с уважением дернул волевым подбородком.
– Зачем пришел? – спросил Шнур.
– Грев подогнал, – немного растерялся обычно уверенный в себе Артист.
– Это я уже понял. Не слепой. Перетереть хотел?
Не собирался Артист первым начинать этот разговор, думал, хватит того, что он «лавэ» даст, после чего его самого и допустят на толковище. Но ошибся Артем Кузнецов по погонялу Артист. Воры деньги взяли и даже спасибо не сказали.
– Если нет чего перетереть, то будь здоров, разойдемся краями, – тихо сказал Шнур.
– Не спеши, – Хазар поднял руку, останавливая соседа по палате, – может, дело скажет. Пошли в «шушарку».
Санитар с дипломом безропотно уступил блатным свой небольшой кабинетик, хотя уже и задремал там на старом диване.
– Монгол маляву прислал… – начал Артист, когда они остались без посторонних ушей.
– Не тебе подогнал, а нам… братве, – уточнил Шнур.
– Он у вас спрашивает согласие на то, чтобы Карла казначеем общака поставить, – Артист говорил так тихо, что голос его растворялся в воздухе, едва слетев с губ.
– Может, и спрашивает, – заметил Шнур, чуть улыбнувшись, – тебе-то что? Тебя на толковище Монгол не звал.
– Я же такой, как вы. Я тоже коронован на вора.
– Кто тебя короновал, я знаю, – вставил Дьяк, и когда повел плечом, то из-под спортивного костюма показалась восьмиконечная звезда, – только ты законным за «лавэ» стал. Может, на воле тебя кто вором и считает, только не здесь, – Дьяк обвел взглядом осыпавшиеся стены, – на хате тебя бы в мужики определили, а там видно было бы…
– Да у меня бригада одна из самых крутых, – не выдержал Артист и тут же понял, что вновь ошибся, не стоило говорить про это.
– У вора бригады быть не может. Вор на авторитете держится. Базарим, а мне кажется, что не на толковище ты пришел, а «прописку» на хате получаешь. Сколько ходок за тобой? То-то, что ни одной.
Хазар покачал головой:
– Справедливо ты говоришь, Шнур. Но и Артисту есть что сказать. Он не последний в этом мире. Делом доказал.
– Нельзя Карла смотрящим за общаком ставить, – выдохнул Артист.