Король Островов
Шрифт:
— Но…
— Нет, я не хочу больше говорить о ней.
Когда дверь конюшни со скрипом открылась и помещение наполнилось солнечным светом, Эванджелина с трудом поднялась с холодного каменного пола и повернулась спиной к входившим, кто бы это ни был.
— Эванджелина, что случилось? Я и прежде видела Лахлана разгневанным, но таким — никогда, — сказала направлявшаяся к ней Фэллин.
Разгневанный — это слишком мягкое слово, чтобы описать злобную ярость, с которой Лахлан обрушился на нее.
— Святые небеса, что он с тобой сделал?
Глаза Фэллин
Он ее возненавидел, он изгнал ее, заставил почувствовать себя большим злом, чем когда-либо заставлял чувствовать отец, он уничтожил в ней крохотный проблеск надежды на то, что она могла бы быть счастливой, что она нашла кого-то, кто по-настоящему заботится о ней. Эванджелина подавила горькую усмешку. Как она, дочь Андоры, могла вообще поверить, что имеет право на счастье?
— Он рассердился, что я не сообщила ему о несчастном случае с его кузеном и не пришла на помощь Йену.
Несмотря на боль от потери дружбы и доверия Лахлана, в глубине души Эванджелина знала, что не поступила бы иначе.
— Я совсем запуталась. Давай начнем с самого начала. Когда это случилось? — заговорила Фэллин, ведя Эванджелину к белой мраморной скамейке у задней стены.
Эванджелина села рядом с подругой и рассказала обо всем, что случилось. Когда она повторяла то, что сказал ей Лахлан, ее голос превратился в вымученный шепот.
— Неудивительно, что он разозлился на тебя. Неужели мы не могли выделить людей, чтобы найти Йена?
— Ты не веришь, что я помогла бы Йену, если бы думала иначе? Я сделала бы все, что в моих силах, чтобы прийти ему на помощь. Он ведь семья Сирены. Я считаю его своей семьей…
Она отвела взгляд. Эти слова вырвались у Эванджелины непроизвольно. Маклауды всегда беспокоились о ней, всегда радушно встречали ее, всегда приглашали на свои семейные праздники. Они, вероятно, не представляли себе, как много значат для нее. Хотя Сирена знала. И несомненно, если кто-то и мог понять, почему Эванджелине не оставалось ничего иного, кроме как принести в жертву Йена, то только ее лучшая подруга. При этой мысли Эванджелина почувствовала, что обруч, сжимавший ей грудь, немного ослаб, и она круто повернулась к выходу.
— Куда ты собралась?
— В Данвеган.
— Ты уверена, что это разумно, Эванджелина? Судя по тому, что я услышала, Лахлан не хочет, чтобы ты находилась рядом с его семьей.
— Мне безразлично, что он хочет. — От этой лжи у нее что-то дрогнуло внутри, но ей хотелось, чтобы сказанное было правдой. — Я больше не его жена, и я не его подданная. Я могу делать что хочу, а он не имеет права мне указывать.
— Ты, возможно, обладаешь большой силой, но не считай себя непобедимой. Хотя Лахлан не обладает магией, у него есть меч Нуады. Один взмах его клинка, и ты будешь мертва. — Фэллин взглянула ей в лицо и вздохнула. — Тебя, очевидно, не переубедишь, так что мне остается только пожелать тебе удачи. Возможно, ты права, и извинение — это способ получить их прощение.
— Мне жаль, что Йен страдает в результате решения, которое я была вынуждена принять, но я иду, чтобы найти у них понимание, а не прощение, — нахмурившись, отозвалась Эванджелина. — Мне не за что извиняться.
— О, Эванджелина, честно говоря, ты… — Взгляд Фэллин остановился
— Не мог, не пожелав тебе всего наилучшего, дорогая.
Эванджелина обернулась на голос Бродерика и в его темных глаза прочла откровенное презрение. Он смотрел на нее, но обращался к Фэллин:
— Тебе следует быть осторожной в выборе компании. Ты не…
— Попридержи язык, Бродерик. Эванджелина — моя подруга.
— Как я собирался сказать, ты не знаешь, что она сделала.
— Нет, я знаю. Но она уверена, что у нее не было другого выбора.
— Так как никто из вас не нуждается в моем присутствии, я ухожу.
Эванджелина взглянула на Фэллин и Бродерика, и улыбка медленно растянула ее губы. Конечно, это очень помогло бы, подумала она. Стать королевой Волшебных островов — это наилучшая возможность защищать фэй. Эванджелина не сомневалась, что с помощью Сирены смогла бы убедить Лахлана, что выбрала единственную существовавшую у нее возможность действий, а помирив Фэллин и Бродерика, как она обещала Лахлану, доказала бы свою ценность.
Пара, увлеченная горячим обменом мнениями, совершенно забыла об Эванджелине, и она на цыпочках направилась к выходу из конюшни, на ходу призвав еще немного своей магии.
— Лучше, гораздо лучше, — пробормотала она, когда теплый белый свет плотнее заполнил пустоту, оставшуюся после ссоры с Лахланом.
Прислонившись спиной к двери конюшни, она щелкнула пальцами и создала стол там, где он был невиден для пары — хотя они были так поглощены друг другом, что все равно вряд ли заметили бы его. Добавив белую льняную скатерть и вино, Эванджелина в нерешительности замерла. Так как для нее еда не имела значения, она не совсем представляла себе, что предпочли бы съесть Фэллин и Бродерик, но вспомнила, как Лахлан, возлежащий на атласных подушках, вкушал сладости, которыми потчевали его пустоголовые красотки.
Уставив стол фруктами и сладостями, она перевела взгляд на твердую скамейку у дальней стены — не совсем удобную для пары.
Один щелчок пальцев, и появился огромный диван, второй щелчок — подушки, а по третьему щелчку добавились покрывала. Эванджелина улыбнулась, довольная созданной ею романтической атмосферой.
— Эванджелина, что ты… — Фэллин вытаращила глаза, когда увидела творчество подруги. — Нет… о нет!.. — вскрикнула она и бросилась к дверям конюшни, но Эванджелина заперла их и наложила запрет до того, как Фэллин налетела на них — во всяком случае, так предположила Эванджелина, услышав громкий удар. — Эванджелина, сейчас же выпусти меня отсюда! Эванджелина!
Эванджелина, необычайно довольная своим решением, мысленно похлопала подругу по спине. Так у Фэллин и Бродерика не будет возможности избежать общества друг друга, им не останется ничего другого, как уладить свои разногласия. Слыша угрозы Фэллин, Эванджелина закатила глаза, не сомневаясь, что подруга в конце концов оценит ее поступок.
Однако когда Эванджелина прошла через стоящие камни в Королевстве Смертных, ее уверенность несколько поколебалась, сердце забилось чуть быстрее нормы, а ладони стали излишне влажными, и ей пришлось призвать еще магии, чтобы успокоить волнение.