Король поднебесья
Шрифт:
— Вся изгородь вокруг корраля настолько хлипкая, что достаточно только посмотреть на нее, как она рухнет. Может быть, этих денег хватит, чтобы поставить новую? Не отказывайтесь, Элизабет. Мне так хотелось хоть чем-нибудь помочь!
— Конечно, само собой! Я всегда знала, что у вас золотое сердце, Каррик. Но вы же сами понимаете, что я не могу этого допустить. О, конечно, если бы я умирала с голоду, тогда… Понимаете, что вы вроде как чувствуете себя ответственным за семью, но до этого пока не дошло. Я прекрасно справляюсь, уверяю вас. Так что принять ваши деньги я никак не могу.
Он взял конверт, побагровев от смущения и страстно желая убраться поскорее. Но Элизабет вдруг пришло в голову показать ему дом, и Каррик не посмел отказаться. Она провела ему на самый верх, где было нечто вроде капитанского мостика. По ее словам, оттуда ее отец обожал любоваться окрестностями. Элизабет провела его через бесчисленную череду спален, на ходу объясняя, кто изображен на портретах, которыми были сплошь увешаны стены. У Каррика голова шла кругом от всех этих лиц, давно истлевших в могиле, и он уже начал скучать, когда вдруг в самой последней комнате Элизабет подвела его к современной фотографии, с которой на него глянуло совсем юное, почти мальчишеское лицо.
— Это бедный Род, — вздохнула она. — Такой славный мальчик. Скорее всего, мне уж никогда не доведется его увидеть!
— Это почему?
— Видите ли, ему всегда предрекали большое будущее, вот он и вырос довольно черствым и себялюбивым. Одному Богу известно, чем это кончится. Боюсь, однако, что ждать этого уже недолго. А тогда я…
Она смешалась и поспешно вышла из комнаты. Каррик с помрачневшим лицом последовал за ней. Ему не давало покоя, что еще несколько минут, и она вновь останется одна, в доме, который вот-вот рухнет ей на голову и с ранчо, где из-за отсутствия рук все идет прахом.
Вздохнув, он спустился на первый этаж, прошел по вытертому до ниток основы ковру в прихожую, а оттуда — в библиотеку, полную сдержанного достоинства.
Здесь тоже вдоль стен были развешаны портреты. Указывая на один из них, Элизабет улыбнулась.
— Говорят, что это портрет самого первого Каррика Данмора! Каррик удивленно воззрился на картину. За последние дни ему так много довелось узнать о своем знаменитом предке, что теперь он, не в силах удержаться, принялся жадно разглядывать лицо на портрете. Вначале ему показалось, что он не состоянии различить ничего, кроме мелькания темно-бурых и черных теней, разбросанных по дереву чей-то прихотливой кистью. Скорее всего, неизвестный художник писал портрет как в средние века было принято в изображать рыцарей на церковных витражах. Обутые в туфли с загнутыми носками негнущиеся ноги, длинные руки сложены, голову почти до бровей покрывает кольчужный капюшон. Но лицо оказалось неожиданно живым.
Вглядевшись повнимательнее, Каррик вдруг прикрыл глаза, помотал головой и снова впился взглядом в портрет.
Потом дико оглянулся на стоявшую рядом Элизабет.
— Не можете разобрать? — спросила она. — Понятно, ведь картина очень старая. К тому же я вообще сомневаюсь, что это он!
— Разрази меня гром! — прохрипел Каррик. — Элизабет, да взгляните же! Сначала на портрет, потом на меня! Ну, видите?!
Элизабет, удивленно подняв брови, покосилась на него, и послушно приблизилась. И тут, вздрогнув всем телом, вдруг схватила его за руку.
— Каррик! — воскликнула она. — Да ведь это вы!
Глава 7. Благие намерения и…
Каррик Данмор отшатнулся в сторону, словно увидев привидение… будто сам бесплотный дух прадеда вдруг встал из могилы, чтобы взглянуть на потомка сквозь пелену столетий. Да, сомнений не оставалось, на портрете было его собственное лицо!
Впрочем, приглядевшись, он убедился, что это не совсем так, хотя сходство было большое. От старости краски пожухли. Через весь левый глаз тянулась трещина, а правая щека, казалось, в любую минуту осыплется, но все равно это было его собственное лицо, как если бы Каррик гляделся в пруд, подернутый легкой рябью, отчего черты его казались немного расплывчатыми. Сходство было поразительное. Не оставалось никаких сомнений — перед ним было то же лицо, та же плоть, тот же дух, через века воплотившийся в другом человеке! И пока изумленный Каррик глядел на портрет своего далекого предка, странные мысли вдруг закопошились где-то в самых дальних уголках его сознания, и смутная печаль омрачила его душу. Откуда-то из глубины памяти всплыла мысль о реинкарнации note 1 .
Note1
Реинкарнация — перевоплощение.
Но разум его, разум современного человека, отказывался серьезно воспринимать подобную чепуху, потому что не было на свете более приземленного человека, чем Каррик Данмор. Он привык жить лишь сегодняшним днем, и вот сейчас все в нем возмущалось, будто кто-то намеренно исказил привычный и понятный ему ход вещей. Потоптавшись на месте, он наконец сел, не в силах оторвать глаз от портрета.
Каррик вздрогнул, словно очнувшись. Бросив украдкой взгляд на Элизабет, он убедился, что она, побледнев, перебегает взглядом от него к портрету и обратно, видимо, пребывая в таком же замешательстве, как и он сам.
— То же самое лицо! — пробормотала она, растерянно протирая глаза. — Боже милостивый, Каррик! — воскликнула Элизабет. — Должно быть, я сошла с ума! Такого просто быть не может!
Подбежав к окну, она настежь распахнула его. Радуясь прохладному воздуху, хлынувшему в полутемную комнату, Каррик последовал за ней.
— Давайте посмотрим на портрет при свете, — предложил он.
Он снял портрет со стены и поднес его к окну, повернув так, чтобы солнечный луч выхватил из темноты удивительное лицо.
Вначале им показалось, что загадочное сходство исчезло, растаяло, как дым… может быть, потому что солнечный свет, заиграв на потрескавшемся от времени лаке, которым неизвестный художник в незапамятные времена покрыл картину, скрыл на мгновение черты лица далекого предка. Но стоило только Каррику вглядеться повнимательнее, как перед его глазами вновь предстало то же загадочное видение. Казалось, он смотрится в потускневшее от времени зеркало… но оттуда на него смотрело его собственное лицо.
Элизабет Фурно с расширенными от изумления глазами держала картину, переводя взгляд с лица кузена на портрет и обратно. Глубокая морщина залегла у нее между бровей, лицо все больше мрачнело. Закусив побелевшие от волнения губы, она молча повернулась и, подойдя к стене, повесила картину на прежнее место. Когда она обернулась, лицо ее казалось почти испуганным.
— Каррик, — прошептала она, — Я не знаю… Кто ты… призрак?
— Ага, — хмыкнул Каррик, — призрак! Вы когда-нибудь видели, чтобы какой-нибудь призрак умял четырехфунтовый кус грудинки на завтрак?!