Король серых
Шрифт:
— А я-то так надеялась убедить тебя, надеялась, что ты выпьешь. Вино забвения куда приятнее, чем то, что уготовано тебе Обероном. Может, изменишь свое решение?
— Сожалею, но нет.
— Действительно жаль. — Титания улыбнулась и с тем исчезла. Джеремия с удивлением подумал о том, что черты ее лица совершенно стерлись из его памяти.
Теперь, когда сознание его вполне прояснилось, он мог оглядеть «апартаменты», которые приготовил для него Оберон. Хотя дальше чем на метр разглядеть что-то было трудно. Вокруг висели тени, но по крайней мере это не были черные, алчные тени ворона. По обе стороны от него возвышались простые
«Ну так что, Ваше Величество? — усмехнулся он про себя. — Что дальше?»
Его отказ потворствовать желаниям Оберона казался нелепым. Теперь ему придется просидеть в этом каземате столько, сколько потребуется королю эльфов, чтобы убедить его в том, что он зря упрямится. Но даже понимание того, что он собственноручно обрекает себя на страдания, не могло заставить Джеремию примириться с требованиями его тюремщика. Оберон добивался возвращения мрачного средневековья, а Джеремия уже понимал, что он действительно способен заставить и реальный мир и мир теней двигаться в этом направлении. Действуя под контролем Оберона, он должен будет лишить человечество будущего и загнать в прошлое. Какие бы проблемы ни стояли перед современным человечеством, Джеремия все же считал, что лучше оставить все как есть, чем возвращаться в так называемые «идиллические» времена, по которым тосковал король эльфов. Джеремия Тодтманн не намерен использовать свое могущество в этих целях.
«Свое могущество…»
Да, оно есть. Оберон, Арос, ворон… все видели огромные возможности в его наведенных заклинанием способностях, но преследовали лишь свои цели. Все стремились изменить мир и считали, что именно он — ключ к этим изменениям.
И монарх поневоле думал, насколько же велико на самом деле его могущество. Если в мире грез он пользуется такой властью, почему не в состоянии вырваться из какой-то паршивой темницы? Он должен. Иначе почему его тюремщик связывает с ним такие грандиозные планы?
— Есть только один способ выяснить, — пробормотал Джеремия. Он снова дернул цепи, только чтобы убедиться. Да, очень прочные. С этим ничего не сделаешь. Как же он должен он них избавляться? Одного желания было мало — он уже убедился на опыте. До этого он попытался телепортироваться, и у него ничего не получилось, хотя он не знал, почему. Что же остается?
А как, собственно, он до сих пор использовал свою силу? Поставил защитный блок, чтобы отразить нападение ворона… Переносился с одного места на другое. Дал имя, а стало быть, и стабильную форму тени. Остановил обезумевший небоскреб.
Насколько он помнил, перечень его подвигов на этом обрывался. Вместе с тем это разнообразие не могло не удивлять. Для простого смертного он обладал массой талантов. Как знать, возможно, имелись и другие, о которых он еще не подозревал. К примеру, чего добивался от него Оберон? Чтобы он сделал мир теней таким, каким он был в далеком прошлом. Арос ясно дал понять, что один человек, попавший в царство Серых, имеет на него больше влияния, чем все люди на Земле вместе взятые.
Арос. Долговязый упырь был с ним довольно откровенен, но не умалял ли он его, Джеремии, возможности?
«Коль
Облизав пересохшие губы, Тодтманн вспомнил свои действия на смотровой площадке Сирс-тауэр, надеясь исполнить нечто подобное. Тогда ему сопутствовал успех, несмотря на то, что его постоянно швыряло из стороны в сторону и он рисковал загреметь вниз. Теперь его ничто не отвлекало, разве что цепи, но они-то и являлись объектом эксперимента.
На сей раз Джеремия не просто попытался представить, что цепей на нем больше нет. Он попытался вообразить всю окружавшую его обстановку, но без цепей. Джеремия не был уверен, что находится на верном пути; он вообще ни в чем не был уверен. В сложившихся обстоятельствах это был его единственный шанс.
«Та же камера, то же здание, то же царство теней, только одно маленькое отличие — нет цепей».
Воображение услужливо нарисовало ему эту картину. Для него она была реальна. Джеремия увидел, как он опускает руки, поскольку, раз цепей нет, то зачем же держать руки в таком неудобном положении.
И тут до него дошло, что он и в самом деле опустил руки.
У него ныли мышцы, суставы ломило, но он был свободен! Джеремия, не веря своим глазам, поднес руки к лицу и просиял. Руки были свободны!
«Я сделал это!»
Что именно он сделал, монарх не очень ясно себе представлял, но у него получилось, а это было главное.
«Надо просто взглянуть на вещи в ином свете».
Не об этом ли говорил ему Гектор, когда они застряли на верхушке Сирс-тауэр? Похоже, Гектор во всем оказывался правым. Вот кому надо было бы привлечь внимание Серых. Разумеется, Джеремия Тодтманн был далек от мысли, что его товарища по несчастью обрадует такая перспектива, но ему было приятно представить в роли короля Серых такого способного кандидата, как Гектор Джордан.
«Однако пока в этой роли выступаю именно я! — напомнил он себе. — И коль скоро с этим ничего не поделаешь, надо по крайней мере воспользоваться преимуществами своего положения».
Возможно, ему хватило бы одной попытки, чтобы сбежать из темницы, в которую упек его Оберон, но Джеремия Тодтманн не принадлежал к числу тех, кто сломя голову бросается в неизвестность. К тому же он не хотел раньше времени будить подозрения Оберона.
Вперив взор в темноту, повелитель страны призраков обдумывал свой очередной ход. Если он смог настроить картинку таким образом, чтобы на ней не было цепей, следовательно, сможет сделать так, чтобы оказаться в открытом поле или просто в зыбком тумане, который, собственно, и составлял существо мира грез. Ему не обязательно перемещаться в пространстве — достаточно сказать себе, что ничего из того, что его окружает, больше не существует. Губы его растянулись в улыбке. Все стало просто.
Однако уже мгновение спустя улыбки его как не бывало. Раздался скрежет, и в темнице, выйдя из тени, появился эльф-стражник. При виде Джеремии он замер; на лице его появилось растерянное выражение — видно, он никак не мог понять, куда подевались цепи.
Джеремия отреагировал почти инстинктивно. Его не устраивало, что эльф находился в камере; ему нужен был вариант этой же с пен ft, но без эльфа.
Он настраивал собственную реальность.
Эльф исчез. Сцена стала только такой, какой была до неожиданного появления стражника. Словно никакого явления и не было.