Король Севера. Любовь
Шрифт:
– Та-а-а-ак… – Моэраль, чувствуя как лицо кривится от бешенства, обернулся к Молдлейту. – Сейчас вам, милорд, придется кое-что объяснить…
– Не стоит пытать милейшего Даггарда, – раздавшийся голос Вардиса был немного хрипловат, но благодушен. – Тебе все великолепно объяснит лорд Райсен, благо он находится тут вместе с нами.
И Вардис улыбнулся. Его белые зубы напоминали обнаженные клинки, а мрак стылой зимней ночи на миг выглянул из глаз.
Моэраль, до хруста сжав пальцы в кулаки, обернулся к Хорти. Тот прямым взглядом встретил разъяренный взор Холдстейна.
– Так вы изволили
У самой змеи не вышло бы прошипеть лучше, чем это сделал Моэраль.
Райсен кивнул.
– Я поступил как должно.
Он бы добавил что-то еще, но Моэраль не имел намерения слушать. Повернувшись к Молдлейту, он холодно сказал:
– У нашего договора появился еще один пункт. Вы выдаете мне лорда Хорти Райсена.
И тут Молдлейт кивнул. Моэраль, ожидавший отказа, открыл было рот для возражений… но события понеслись вскачь.
Райсен, с момента входа Вардиса в кабинет по-видимому опасавшийся чего-то подобного, бросился к окну. Сунувшийся было к двери Сольер, ожидавший, что Хорти бросится к единственному выходу, грязно выругался. Ирвинделл устремился было бегущему лорду наперерез, но времена его молодости прошли – беглец оказался намного более резвым. Швырнув под ноги метнувшемуся от двери стражнику стул, он одним махом взлетел на подоконник, примеряясь прыгнуть на крышу ближайшего сарая… и был буквально сбит на пол врезавшимся в него Вардисом.
Райсен попытался бороться. Его рука скользнула к перевязи с мечом, но лорд Кантор оказался проворнее. Левой рукой он перехватил запястье соперника, взвыв от боли, а правой нанес ему удар в лицо. Брызнула кровь, Хорти нечленораздельно вякнул, а Вардис уже занес кулак для второго удара.
– Я забыл вас предупредить милорд, – с деланным сожалением произнес он. – Я не умею прощать обид.
И нос Райсена звучно хрустнул, встретившись с костяшками лорда Кантора.
Спустя десяток минут северяне оставили за собой ворота Гофоса. Моэраль и Вардис шли рядом, в шаге позади топали Ирвинделл и Сольер, не пожелавшие ехать верхом, как и их король оставившие коней на попечение следовавшей за ними охраны. Хорти Райсена со связанными руками везли позади, накинув плащ ему на голову: Молдлейт обоснованно опасался волнений в своем войске – люди Райсенов составляли в нем едва ли не одну пятую часть и вряд ли бы дали увезти своего командира в плен.
Как Даггард будет объясняться с ними потом, Моэраля не волновало.
Вардис широким шагом спешил навстречу свободе, баюкая левую руку. От короткой схватки с Райсеном на бинте проступили пятна крови, что ничуть не мешало лорду Кантора выглядеть счастливым. Вполголоса, чтоб было слышно только Моэралю, он объяснял:
– Я очень рад, что ты приехал. Признаться, мне жутко надоело сидеть взаперти. Сначала меня держали в тюрьме, уже потом, когда Молдлейт отобрал меня у Райсена, поместили в комнате, но, знаешь, мне кажется, я весь настолько пропитался запахом подземелий, что не выветрить и за год. Пытал меня Райсен. По-хорошему, я понимаю его – я ж просто кладезь информации. Сволочь, вырвал мне два ногтя…
– Ты много ему сказал? – Холдстейн не скрывал волнения. В эти минуты он впервые в жизни жалел о своей предельной откровенности с другом и весь сжимался в ожидании ответа.
– О-о-о, – Вардис был доволен. – Такого обилия сведений он от меня не ожидал. Я прямо фонтанировал. Все рассказал: и о том, что Кэшора ты знать не знаешь, и о том, что шпионы в столице у тебя есть, и даже не один, а кое-кто в королевском совете и вовсе только твои приказы исполняет, – и, увидев, как побледнел Холдстейн, тоном знатно пошалившего мальчишки добавил. – Эринн, например.
– Что? – Моэраль удивленно вскинул брови. – Эринн?
– Именно, – Кантор лучился довольством. – Уж не думал ли ты, что я выдам им тебя с потрохами? Брось, во-первых, я не знаю всех твоих дел. И имя шпиона твоего, кстати, тоже не знаю. Я, конечно, сказал и немного правды, ну, ты понимаешь, чтобы проверили и поверили. Сказал про Арну – что это она привела тебе армию, рассказал про предательство Смони – что это был твой план. Они и так бы узнали, да и информация не так ценна… А вот про остальное я наврал. И, судя по гонцу, которого Райсен вечерком после нашего разговора отправил прочь из замка, очень скоро Линель будет осведомлен о всех твоих делах.
Холдстейн слушал, качая головой. Как он мог хоть на миг усомниться в друге?! Вардис был кем угодно, но не предателем, и теперь Моэралю было стыдно за свои мысли.
– А ногти? – спросил он наконец. – Он понял, что ты в чем-то соврал?
– Нет, – Кантор поморщился от неприятных воспоминаний. – Но я же, как ты понимаешь, не мог заговорить сразу! Это казалось бы подозрительным. Он – Райсен – привык пытать людей, знает, как это делается. Он не верит сломавшимся сразу. Он должен был удостовериться, что я его боюсь, а иного способа заставить его сделать это я не видел.
– Но ногти, – Моэраль содрогнулся от отвращения.
– Брось, это всего лишь два ногтя, к тому же левая рука. Вот если б он выжег мне глаз, я бы расстроился, а так… Ты сам подумай, ведь это стоило того! Если нам получится бросить тень на Эринна, какое преимущество мы получим!
– Огромное… Ты молодец. Но – слушай меня, – голос Холдстейна внезапно стал суров. – Второго такого случая я не допущу. Ты у меня один, и ты мне нужен. Если ты еще хоть раз сунешься в битву как простой рядовой, клянусь, я отправлю тебя в Зубец. Будешь там ждать окончания войны. Ты понял?!
И, когда друг послушно кивнул, король севера прибавил шаг.
А за его спиной, в Гофосе, армия Сильвхолла готовилась к отбытию.
Илиен
Барды поют: «Она была прекрасна как весна».
Сравнивший Илиен с весной не удостоился бы ее благосклонности. Поздняя, грязная, в этом году весна не радовала, а раздражала. Нестерпимо мучительно было расставаться с чистым белым снегом.
Карета то и дело вязла в непролазной грязи, обессиленный кучер не столько управлял конями, сколько толкал королевский экипаж. Уставшие не меньше его лошади обреченно топали вперед, с громким хлюпаньем вытаскивая копыта из месива, в которое превратилась дорога. Илиен с удовольствием прошлась бы пешком, но по обочинам тракта стояли лужи, пугавшие своей глубиной. Оставалось молча терпеть.