Король темных просторов

Крес Феликс В.

Он ждал.

За дверью послышались шаги. В каюту вошел Эхаден, как обычно без стука.

— Я слышал… — начал он и тут же ошеломленно замолчал.

Рапис махнул рукой, показывая своему помощнику на девушку в прекрасном платье.

— Рыбацкая дочка, — представил он ее. — Зовут Ридарета. И ничего больше. Пройдись, — приказал он девушке. — Туда и обратно — ну, давай!

Девушка подчинилась. Она даже не пыталась притворяться… Эхаден пришел в себя. Отступив назад, он изумленно смотрел на ровную походку, прямую спину и высоко поднятую голову пленницы. Она ставила ноги на носок, а не на пятку, уверенно, не путаясь в платье.

— Откуда ты взялась в той деревне, госпожа? Почему не сказала… — начал офицер.

Рапис

усмехнулся.

— Ну вот, — сказал он. — Позови еще Тареса, и окажется, что все офицеры, какие только есть на «Змее», спрашивают ее благородие об одном и том же. Хотя Тарес слишком глуп… Но Раладан наверняка бы спросил. Он немало помотался по свету.

Капитан пожал плечами.

— Возьми ее себе, — неожиданно добавил он. — Мне для этого терпения не хватит. Наша дама, — продолжал он на кинене, — сказала по-гаррийски слова два или три, зато с таким произношением, какого у меня никогда не будет, проживи я хоть сто лет. Она даже не пытается скрывать, что превосходно себя чувствует в этом платье, но полного имени тебе не назовет даже под страхом смерти. Моего терпения не хватит, — повторил он. — Возьми ее себе и выясни, кто она, поболтайте друг с другом по-гаррийски. Я уже сыт по горло этим твоим паршивым языком. Пленниц завтра отдай матросам, дела пошли неудачно, — он прищурился, — так что вместо серебра они получат женщин. А с этой поступай как хочешь. Только убери ее с глаз моих, иначе после того, что я сейчас с ней сделаю, от нее толку будет не больше, чем от Алагеры, когда мы ее в последний раз видели…

5

Дул западный ветер. «Морской змей» быстро шел курсом галфвинд прямо на юг. Обогнув Круглые острова, они миновали их и пошли дальше, через Закрытое море.

Настроение команды было не самым худшим, хотя от пленниц, подаренных им Раписом, остались одни лишь воспоминания, и притом старательно скрываемые… Капитан пришел в неописуемую ярость, когда стало ясно, сколь разумны были принципы, которых он придерживался, и сколь глупо было пытаться от них отступать. Женщин набралось чуть меньше сорока; из-за самых молодых и красивых началась драка. Дошло до поножовщины, нескольких матросов ранили, а двое погибли. Боцману и гвардейцам — помощникам Раписа, еще из старой команды, — пришлось пустить в ход палки и бичи, чтобы снова навести порядок. Пленницам перерезали горло и вышвырнули за борт. Так закончились матросские забавы.

Раздраженный Рапис с неохотой поддался на уговоры Эхадена, позволив оставить еще на какое-то время на корабле таинственную одноглазую пленницу. В конце концов он согласился, но пообещал, что если только увидит девушку «где-нибудь на корабле», то прикажет тут же выкинуть ее в море.

«Помни! — приказал он. — Держи ее на поводке, у себя; я не желаю больше ничего слышать ни о каких животных на борту».

На том и порешили.

Была ночь. Эхаден проверил вахтенных на палубе и вернулся в каюту. Ридарета проснулась. В слабом свете покачивающегося фонаря она смотрела, как он расстегивает пояс, снимает камзол, а потом сбрасывает сапоги и стягивает штаны. Наконец он остался в одной рубашке.

— Я не сплю, — сказала девушка.

— Вижу.

Он присел рядом с ней на постель, задумчиво глядя в пол.

— Скоро осень, — сказал он. — Пора решать, что дальше.

— Что будет осенью? А, штормы…

— Штормы, — подтвердил Эхаден. — Пора бурь. Осенью никто не ходит по морям. У «Морского змея» есть несколько укромных мест. Команда сойдет на берег, будет тратить заработанное серебро. На борту останутся несколько матросов и еще кто-нибудь. Может быть, я, может быть, он… Но ты точно не останешься. Придумай что-нибудь. Должен быть кто-нибудь, кто за тебя заплатит. Я не могу больше тебя защищать.

— Может, сбежим? — предложила она.

Он покачал головой.

— Кажется, ты уже однажды пробовала? — с мрачной иронией спросил он. — Я потерял целое состояние, заплатив тому матросу лишь за то, чтобы он не слишком тебя стерег. И что? В лесу случая не представилось, а на пляже…

— Тогда на пляже мне почти удалось, — возразила девушка.

— Почти.

— Ты его боишься, — заметила она.

— Я не знаю никого, кто бы его не боялся. Бесстрашный Демон. Это не обычное военное прозвище. Этот человек и в самом деле стал демоном. Я уже почти не в состоянии с ним разговаривать. С каждым месяцем, с каждой неделей все хуже и хуже. Может, дело в том камне, Гееркото. Не знаю. Он тебя не узнал. — Эхаден развел руками и беспомощно покачал головой. — Не узнал… — повторил он.

— Я лишилась глаза, — тихо напомнила девушка.

Он все еще качал головой.

— Ридарета, он тебя не узнал. Не узнал лица единственной женщины за всю свою жизнь, которую любил. Понимаешь? Смотри, — он показал на собственное лицо, — я на нее похож, даже теперь, после стольких лет. Да или нет? И ты на меня похожа, очень похожа. Он этого не заметил.

— Мама рассказывала…

Эхаден не слушал.

— Он одел тебя в платье, заставил пройтись… А до этого видел тебя обнаженной. У тебя ее рост, ее фигура, такие же волосы… — говорил он словно сам с собой. — Ты выглядишь точно так же, как выглядела она лет пятнадцать назад. Ведь я видел ее с детства, мы всегда были вместе… когда ей было десять лет — и шестнадцать, как тебе сейчас… Не спорь со мной, — добавил он, хотя девушка молчала — Если чье-то лицо и запомнилось мне на всю жизнь, то это лицо моей собственной сестры… Впрочем, что ты можешь об этом знать… — Он махнул рукой.

Ридарета молчала.

— А от него у тебя подбородок и рот, — добавил Эхаден. — Этого он тоже не заметил.

— Скажи ему, — тихо, но решительно попросила она.

— Нет! — резко возразил он. — Ты не знаешь, о чем говоришь, я уже пытался тебе это… Он тебя убьет, попросту убьет! Он не владеет собой, пойми! Он по-настоящему любит своих моряков, и что? Мне еще раз тебе рассказать, что он вчера приказал сделать с тем глуповатым матросиком?

Девушка покачала головой. Матроса протащили под килем. За мелкий, очень мелкий проступок. Он умер.

— Он тебя убьет, — повторил Эхаден. — Это армектанец. Он им был, есть и будет. Он не поверит! Уже шестнадцать лет он убежден, что Агенея ему изменила, сбежала, бросила… Это армектанец! — повторил он. — Он не поверит, что высокорожденную гаррийку, забеременевшую от армектанского офицера морской стражи, лишь по этой причине могли держать взаперти в доме собственного отца в течение двенадцати лет! И тем более он не поверит, что после ее смерти тебя выгнали на улицу, как собаку! Это не по-армектански, понимаешь? Шернь, как же я все это ненавидел! — бросил он, — «Священная борьба за независимость Гарры»! Священная, столетняя ненависть к Армекту и армектанцам! Да, нас завоевали! Да, когда-то была война! Но на этом проклятом острове просто невозможно жить, и виноваты в том старые идиоты вроде моего отца! Твоего деда! — взорвался он. — Который проклял меня и лишил наследства лишь за то, что я нашел настоящего друга в лице армектанского солдата. Я тебе говорю, Ридарета, если бы завтра утром мне было суждено умереть, эта дружба стоила бы много больше, чем что-либо иное в моей жизни! Агенея это понимала. Как же я рад, — воскликнул он, — что этот старый дурак наконец умер! Шернь, а таких, как я и Рапис, называют преступниками!

— Перестань, — тихо сказала девушка. — Ты кричишь.

Эхаден сглотнул слюну.

— Да, кричу.

Он потер ладонями лицо.

— Рапис тебя убьет, — еще раз повторил он. — И меня вместе с тобой. Он не поверит, даже не попытается понять. Он не узнал тебя, понимаешь? Он решил, что ему изменила женщина, и вбивал себе это в голову шестнадцать лет. Он не узнал тебя. Он сделал все возможное, чтобы забыть о той измене, и ему это удалось. Он и в самом деле все забыл.