Король воров
Шрифт:
В одиннадцать, когда все уже заползли в кровати, а Виктор, слегка пошатываясь, отправился наконец восвояси — неспокойная совесть погнала-таки его к голодным черепахам, — Проспер все еще не спал. Он притворялся. Уткнувшись носом в стенку, он тихо лежал, дожидаясь, пока заснут остальные.
Когда наконец Риччио начал тихонько подхихикивать во сне, Моска захрапел, а Оса с блаженной улыбкой затихла между двумя раскрытыми книжками, Проспер встал. Старые, исхоженные половицы поскрипывали у него под ногами, но никто из товарищей не проснулся. В такой безопасности, как в Идином доме, они еще в жизни себя не чувствовали.
Идя вниз
С тех пор как Ида рассказала своей экономке, каким образом ребята проникли в дом, Лючия тщательно запирала дверь из кухни в сад. Ржавый замок она смазала и даже отдраила до блеска. Так что дверь лишь легонько скрипнула петлями, когда Проспер открыл ее и вышел в темный сад.
Вокруг все побелело от инея. Теперь по ночам городом, каждым его камнем, завладевала зима. Холод, казалось, простирается до самых звезд. Там, где участок Иды прилегал к каналу, в стене, у самой воды, имелась калитка. Открывая ее, Проспер слышал, как хлюпает вода о подножие стены. Лодка Иды, надежно пришвартованная, покачивалась между двумя разрисованными деревянными сваями, какие в городе Луны торчат из воды во множестве. По цвету и орнаменту на сваях всегда можно узнать, кому принадлежит причал. Проспер осторожно забрался в лодку, сел на холодную скамью и стал смотреть на луну.
«Что же мне делать? — думал он. — Ну же, подскажи! Что мне делать? »
Но луна не давала ответа.
Почти в каждой истории, которые когда-то рассказывала Просперу мама, луна была непременной и чуть ли не главной участницей. Могущественная союзница, готовая осуществить любые мечты, отомкнуть любые двери, особенно из одного мира в другой-. Здесь, в собственном своем городе, она, луна, была прекрасной хозяйкой — la bella luna [19] . Бо нравилось называть ее вот так, по-итальянски. Только как ее ни называй, на каком языке ни проси — младших братьев луна возвращать не умеет.
19
Красавица-луна (итал.)
Проспер сидел в лодке, и слезы катились у него по щекам. Он-то думал, что этот город — его город, только его и Бо. Он-то думал, что если уж они сбежали сюда, в это место, столь отличное от всех других мест на свете, то Эстер им здесь не угрожает. Что в этом месте Эстер не место. Эстер боится Венеции, она здесь чужая. Ну почему ее не заклюют голуби? Почему ее не покусают мраморные драконы, не запугают своим рыком крылатые львы? Он-то думал, они сумеют его защитить — а они не могут.
А какими чудесными они оказались, эти львы, когда он впервые увидел их наяву — не глазами своей матери, а своими собственными. Задрав голову, смотрел он на них, вознесенных колоннами, гордо реющих среди звезд, он гладил пальцами прохладный камень и воображал себе, что эти львы стоят там не просто так — они охраняют сокровища Венеции. И его охраняют тоже. Когда они с Бо поднимались по лестнице Гигантов, что во дворе Дворца дожей, и потом стояли там наверху, между двумя исполинами, он чувствовал себя не просто в безопасности, он чувствовал себя владыкой своего царства, под охраной львов, драконов, а еще воды, что окружает его царство со всех сторон. Эстер ненавидит воду, она и в лодку-то ступить боится. И тем не менее все-таки приехала сюда и вот уже захапала к себе Бо. И Проспер теперь уже никакой не владыка, а всего лишь ничтожество, мелкое, слабое ничтожество, нищий в собственном царстве, изгнанный из дворца и разлученный с братом, лишенный брата.
Проспер отер рукавом слезы с лица. Заслышав издали рокот мотора идущей по каналу лодки, он пригнулся, дожидаясь, пока та проедет. Но она не проехала. Мотор заглох, Проспер услышал, как кто-то тихо чертыхается, и в тот же миг в его лодку что-то сильно ткнулось. Вздрогнув, он испуганно поднял голову.
Сципио скинул свою темную маску и улыбнулся ему с таким радостным облегчением, что Проспер на секунду даже забыл, что в глазах у него все еще стоят слезы.
— Ты погляди! — радовался Король воров. — Вот уж удача так удача! Ты хоть знаешь, что я как раз приехал тебя забрать?
— Забрать? Куда? — Проспер растерянно встал. — Откуда у тебя такая лодка?
Лодка была очень красивая, темного дерева, украшенная золотым орнаментом.
— Отцовская, — ответил Сципио и похлопал по темному дереву, словно по холке благородного коня. — Это его самая большая гордость. А я ее увел и вот только что украсил первой царапиной.
— Откуда ты знаешь, что мы здесь? — спросил Проспер, озабоченно перегибаясь через борт, но на Идиной лодке царапин вроде бы не было.
— Так Моска же мне звонил. — Сципио глянул на луну. — Рассказал, что граф нас обманул. И Бо вроде бы уже у твоей тети. Это так?
Проспер кивнул и отер глаза тыльной стороной ладони. Он не хотел, чтобы Сципио заметил его слезы.
— Мне очень жаль. — Голос Сципио звучал сдавленно. — Глупо было оставлять их с Осой одних, да?
Проспер не ответил, хотя та же мысль навещала его, наверно, уже раз сто.
— Проп? — Сципио откашлялся. — Я хочу еще разок на остров Тайн прокатиться. Поедешь со мной?
Проспер смотрел на него, оторопев от неожиданности.
— Граф обманул нас! — Сципио понизил голос, как будто кто-то мог их здесь подслушать. — Он нас надул. И он либо отдаст мне деньги, но теперь уж настоящие, либо позволит прокатиться на карусели! Она там, на острове, наверняка!
Проспер покачал головой:
— Ты что, всерьез поверил в эти сказки? Брось. Забудь, и про деньги тоже забудь, мы сами опростоволосились. Не повезло. Какой прок теперь об этом думать, только душу себе травить? Остальные тоже уже махнули рукой. Риччио уже строит планы, как бы эти фальшивые деньги в оборот пустить. Но на остров этот проклятый никто больше не поедет, даже за мешок чистого золота.
Сципио смотрел на него, поигрывая завязками своей маски.
— А я бы поехал, — сказал он. — С тобой вместе. Очень уж хочется на этой карусели прокатиться, а если граф не позволит, я заберу обратно крыло. Ну поехали, Проп, а? Тебе-то что терять теперь, когда Бо у тебя нет?
Проспер смотрел на свои руки, слабые, мальчишеские руки. Он вспомнил надменный взгляд, которым смерил его портье в «Габриэлли Зандвирте», вспомнил своего здоровенного, как шкаф, дядю, что шагал рядом с Бо, по-хозяйски положив лапу на хрупкие плечики братишки. И вдруг ему захотелось, чтобы Сципио оказался прав. Захотелось поверить, что там, на жутком этом острове, их ждет что-то, благодаря чему маленький может стать большим, слабый — сильным. И это его желание вдруг заполнило собой всю пустоту, от которой ныло его сердце. И он, ни слова больше не говоря, прыгнул к Сципио в лодку.