Король Завидий
Шрифт:
Он обвёл взглядом прочный певучий мост и вымолвил одно-единственное слово:
— Чудо!
Инженер поклонился. Король продолжал:
— За труд вам нынче же будет заплачено по счёту. Но сам вижу — этого мало. Проси в награду всё, что хочешь!
— Наградите рабочих, государь, — попросил Крептер, — они старались, ни одной заклёпки не поставили неправильно.
Зариций согласился:
— Молодцы. Неправильно поставленная заклёпка может обернуться катастрофой. — Он повернулся к свите. — Казначей!
— Здесь
— Каждому рабочему, сверх жалования, — по десять золотых.
— Будет исполнено! — отвечал казначей.
А рабочие дружно закричали:
— Да здравствует король!
— Хватит, ребята, — поморщился Зариций и опять обратился к инженеру. — Ну, а ты, друг Крептер? Как мне наградить тебя самого?
Эх, попросить бы Крептеру, к примеру, золотую готовальню, украшенную портретом короля и усыпанную бриллиантами! Может, всё бы и обошлось. А он сказал:
— Поручите мне, государь, построить ещё один мост, вантовый — по нему мы сможем пустить поезда. У меня, признаться, уже и эскизы имеются… Вот это и будет мне награждением.
Король замер, точно громом поражённый. Почему-то все сразу притихли. Стало слышно, как на мосту свистит ветер.
Наконец Зариций сдавленно спросил:
— Неужели ты настолько любишь своё дело?
Инженер ничего не успел ответить. Из толпы придворных, будто чёртик из коробочки, выскочил Шиш; гримасничая и приплясывая, подбежал к королю, и воскликнул своим скрипучим голоском:
— Что, завидно? Глядите-ка! Хорош наш правитель — король Завидий! — и ткнул в самодержца костлявым пальцем.
Все ожидали от Зариция гневного крика, а услышали глухой смешок:
— Браво, шут!
Кто-то нерешительно хихикнул и тут же испуганно смолк. Король будто не заметил. Адресуясь к инженеру, он проговорил невнятно:
— Насчёт моста… я подумаю… подумаю…
Развернулся на каблуках и бросив: «Возвращаемся, господа!» пошёл прочь. Свита — за ним, Шиш приплясывал позади, что-то бормотал, и придворные старались держаться от него подальше.
По дворцу в этот день поползли тревожные шепотки. И неудивительно: король вернулся сам не свой, отослал всех, заперся у себя в покоях и не стал ни обедать, ни ужинать. А вечером вдруг потребовал:
— Шута ко мне!
Шиша, о выходке которого знал уже весь дворец, препроводили к королю, и приближённые стали гадать, как поступит последний.
— Прогонит дурака к чертям собачьим, — говорил один, — прогонит и пенсии лишит.
— Простит, — уверял другой. — Он у нас отходчивый. Да и шутам многое прощается…
— Ну, не такое же! — не соглашался третий. — За такие выходки можно и в острог угодить!
Никто не мог бы догадаться, как на самом деле поговорили шут и король.
Оставшись с государем наедине, Шиш без приглашения уселся с ногами в самое удобное кресло, и задрав острый подбородок, уставился на Зариция. Тот пододвинул
— Раскусил меня, а?
— Давным-давно.
— Как ты догадался?
— Дураку ясно, — осклабился Шиш, — а я и есть дурак. Ах, светлый король Зариций, всем умельцам — первый друг, всем искусникам — отец родной! Который сегодня от зависти к инженеру-строителю готов был броситься вниз головою с его чудо-моста! Что, вру?
— Нет.
— Да ты не только господину Крептеру, ты им всем завидуешь, мастерам-то.
Зариций откинулся на спинку кресла и промолвил жалобно:
— У них есть то, чего нет у меня: призвание, искусство, любимое дело. Довольно, чтобы наполнить и жизнь, и душу.
— А желудок?
— Что?
— Ты хоть знаешь, что самый искусный мастер часто сидит без хлеба? А знаешь, каково это — когда твоё искусство втаптывают в грязь? А когда само творение не даётся, не получается — понимаешь, что это такое?
— Каторга, — отвечал Зариций, — каторга, за которую я сей же миг отдал бы свою корону.
— Теперь дурак — ты! — воскликнул шут.
И король Невоздании молча проглотил оскорбление.
— У тебя есть власть, — продолжал Шиш. — Тебе ведомо, на что идут люди ради власти?
— Но я-то к ней не рвался, чёрт подери! — вяло огрызнулся Зариций. — Родился принцем, стал королём, вот и всё.
— Ага, просто должность такая — король. Ты и ведешь себя, как усердный чиновник средней руки. Погляди, как живут иные правители! Пьют-гуляют, казну распыляют, зато душу забавляют…
— Ничего-то ты не понял, — прервал государь шута. — Думаешь, я себя сдерживаю? Какое там! Не тянет меня к разгульной жизни, как не тянет повелевать людьми.
— А к чему тянет? Кем бы ты хотел стать, если бы не был королём?
Зариций ответил с мукой:
— В том-то и беда, что никем!..
— Ой ли? — поднял брови Шиш. — Ты ведь и живописью баловался, и музыкой, и стишками…
— Вот именно что баловался — душу в них не вкладывал.
— Велика беда! Одно твоё слово — и тебя объявят величайшим музыкантом и лучшим поэтом в истории страны, а за твои картины передерутся директора всех музеев.
— Разве мне слава нужна? Да к тому же ещё дутая!
— Жениться не думал? — неожиданно спросил шут. — Отец семейства — тоже призвание.
— Не моё.
— А что же девицы твои, фаворитки?
— Ну что девицы… Я их желал, они не противились…
— Оно и понятно! — ехидно вставил шут. — А любил ты хоть одну из них?
— Если бы… Что ты выспрашиваешь, точно поп! — вспылил вдруг король.
Шиш помахал перед его глазами тощим пальцем:
— Те-те-те! Поп тебе скажет, что зависть — смертный грех, а власть надо употреблять на добрые дела, и велит поститься да молиться. А я, может, посоветую кое-что получше…