Король зимы
Шрифт:
Но Артур был убежден, что удача не покинет его. Войны не будет, настаивал он, Горфиддид, потеряв одну руку, не станет рисковать другой. У Кунегласа, рассуждал Артур дальше, хватит ума не нарушать мир. Да, конечно, продолжал он, на некоторое время воцарится недоверие и недовольство, но все это пройдет. Артуру все еще казалось, что свет его счастья прольется на весь мир.
Наняли рабочих, чтобы расширить и отремонтировать виллу в Линдинисе и превратить ее во дворец, достойный принцессы. Артур отправил посланца к Бану в Беноик с просьбой прислать каменщиков и штукатуров, которые знают, как восстанавливать разрушенные римские постройки. Он хотел иметь просторный сад, хотел пруд с рыбами, хотел чаны с подогреваемой водой, он хотел внутренний дворик, где играли бы арфисты. Артур хотел рая на земле для своей молодой жены. Но другие-то жаждали мести! Тевдрик
Но лето минуло, и все было тихо, ни одной серьезной стычки. Саграмор сдерживал саксов Эллы у бухты, в то время как Артур купался в любви. Я состоял в его страже и не отлучался ни на день. Моей обязанностью было носить за ним меч, щит и копье, а иногда вдобавок и фляги с вином, и большие корзины с едой. Гвиневера обожала устраивать маленькие пирушки на скрытых полянках и у незаметных ручейков, и нас, копьеносцев, заставляли таскать серебряные тарелки, винные роги, пищу и питье. Она собрала вокруг себя тесный кружок дам и сделала их своими придворными. С моей помощью и Линет попала в их компанию. Поначалу Линет недовольно ворчала, что покинула свой чудесный кирпичный дом в Кориниуме, но очень быстро поняла, что при Гвиневере ее ожидает неплохое будущее. Линет все же была красивой женщиной, а Гвиневера заявила, что впредь станет окружать себя только красивыми людьми и вещами. Как бы в подтверждение этого она и ее придворные дамы наряжались в платья из тончайшего льна, украшали себя серебром и золотом, черным янтарем и агатом. Она наняла арфистов, певцов, танцоров, развлекавших всю компанию с утра до вечера. Гвиневера и ее придворные дамы порхали в лесу, играли, веселились, прятались и охотились друг за другом, а если нарушали шуточные правила, придуманные Гвиневерой, то платили нешуточный штраф. Деньги для этих игр, как и плата за ремонт римских вилл, шли через Леодегана, который был назначен казначеем дома Артура. Леодеган клялся, что все расходы восполняются притоком налогов и дани за аренду, чему Артур, может, и верил, но мы-то все видели, как опустошается сокровищница Мордреда, а пустоты заполняются никчемными обещаниями Леодегана. Артур, казалось, ослеп и ничего не замечал. Это лето ему виделось началом прочного мира, пришедшего в Британию, но многие, очень многие понимали, что мы живем как бы в несуществующем раю для дураков.
В Линдинис привезли Амхара и Лохольта, однако мать их Эйллеанн даже не позвали. Близнецов представили Гвиневере, и Артур, я думаю, надеялся, что они будут жить во дворце с колоннами, который вырастал рядом со старой виллой. Гвиневера терпела мальчиков лишь один день, а потом сказала, что их присутствие утомляет ее. Они не забавны, они не красивы, заявила Гвиневера, и уж если ее некрасивая сестра Гвенвивах удалена от двора, то уж тем более не место при ней этим чужим детям. Они из той, прежней жизни Артура, которая закончилась. Гвиневера не просто отвергла близнецов, но сделала это прилюдно, никого не стесняясь. Она погладила Артура по щеке и пропела:
— Если мы хотим детей, мой принц, то сделаем своих собственных.
Гвиневера упорно называла Артура принцем, хотя он поначалу противился. Однако Гвиневера напомнила, что Артур все же сын Утера и потому в нем течет королевская кровь. Вскоре Артур так привык к этому лестному титулу, что и всем остальным было приказано называть его не иначе как принцем. Приказ этот, конечно, исходил от Гвиневеры.
Гвиневера в конце концов настояла и на том, чтобы Амхар и Лохольт были отосланы назад в Кориниум к матери. Будто в наказание за все эти прегрешения урожай в том году оказался скудным. Из-за поздних дождей колосья пожухли, а зерно почернело. До нас доходили слухи, что у саксов урожай был намного лучше, потому что в их землях выпало намного меньше дождей. Артур, намереваясь захватить зерновые амбары саксов, повел на восток за Дурокобривис военный отряд. Мне кажется, сделал он это и потому, что мечтал сбежать от ежедневных празднеств, танцев, песен, устраиваемых Гвиневерой. А мы радовались, что вновь держим в руках копья, а над головой развевается знамя Артура, а не пиршественная скатерть. Набег оказался успешным. Мы наполнили закрома Думнонии захваченным зерном, казну — награбленным золотом и вдобавок пригнали толпу рабов-саксов. Леодегану, который теперь был членом совета Думнонии, была доверена бесплатная раздача зерна самым бедным частям королевства. Но,
И все же безумие иногда отпускает страдальца. Так говорят боги. Впрочем, все лето безумной любви счастлив был не только Артур, но и мы, потому что он превратился в особенно внимательного, щедрого и снисходительного лорда по отношению к своим слугам. Но с наступлением осени, метущей землю колючим ветром, побивающей жухлую траву бесконечными ливнями и срывающей с деревьев золотую листву, Артур словно бы пробудился ото сна. Нет, он не перестал любить Гвиневеру, но вдруг увидел развал и разруху, которые обрушились на Британию. Вместо мира было лишь угрюмое зыбкое примирение, и Артур понял, что долго так продолжаться не может.
Мы срубали молодые ясеневые деревца на древки для копий, хижины кузнецов сотрясались от ударов молотов по наковальням. От границы с саксами был отозван Саграмор, который теперь нужен был здесь, в самом сердце королевства. Артур отправил посланца к Горфиддиду с просьбой о прощении за все то горе, которое он причинил королю и его дочери, и мольбой сохранить мир в Британии. Он послал в дар Кайнвин жемчужное ожерелье, но Горфиддид вернул его, обернув вокруг отрубленной головы посланца. Мы слыхали, что Горфиддид перестал пить и снова перенял из рук своего сына Кунегласа бразды правления королевством. Все это убеждало, что мира не будет, пока за оскорбление, нанесенное Кайнвин, не отомстят с помощью длинных копий Повиса.
Путники отовсюду приносили вести о волнениях. Заморские лорды наполняли свои прибрежные королевства ирландскими воинами. На границах Британии скапливались военные отряды франков. Как только урожай Повиса был заложен в склады и амбары, крестьяне сменили серпы на копья. Кунеглас женился на Хелледд Элметской, и люди этой северной страны влились в армию Повиса. Гундлеус, восстановленный на троне Силурии, приказал тайно ковать мечи и копья на укрытых горами равнинах. На востоке все чаще стали появляться лодки саксов.
Артур облачился в свои чешуйчатые доспехи. Это произошло в третий раз с тех пор, как он прибыл в Британию. В сопровождении четырех десятков вооруженных всадников он проехал по всей Думнонии, надеясь, что торговцы, разъезжавшие от границы к границе со своими товарами, разнесут весть о его силе, власти и готовности отразить любое нападение.
Первая беда грянула осенью в Венте, где разразилась чума, косившая людей короля Мелваса, а Кердик, новый предводитель саксов, разбил военный отряд Белги и захватил земли у реки. Король Мелвас молил о подкреплении, но Артура меньше всего беспокоил Кердик. Военные барабаны саксов Уже гремели по всем управляемым ими землям, во всех северных королевствах бриттов, и ни одного копья в помощь Мелвасу Артур выделить не мог. Кроме того, Кердик был по уши занят обустройством на вновь захваченных землях и больше не угрожал Думнонии. Артур решил до поры до времени не тревожить саксов.
— Мы еще сможем удержать мир, — сказал Артур на Совете.
Но мира уже не было.
Поздней осенью, когда воины обычно заняты смазкой оружия и убирают его на зимние месяцы, армия Повиса выступила в поход.
Британия окунулась в войну.
Часть третья
Возвращение Мерлина
Глава 8
Игрейна говорит со мной о любви. Здесь, в Динневраке, весна, и солнце заливает монастырь золотистым светом, ласкает своим еще слабым теплом. На южных склонах беспечно пасутся ягнята, хотя еще вчера волк загрыз троих и оставил на траве длинный кровавый след. У ворот в ожидании подачки собираются попрошайки, и, когда Игрейна идет ко мне в гости, они тянут к ней покрытые язвами руки. Один из нищих украл у налетевших на падаль воронов остатки кишащего червями скелета ягненка и с жадностью обгладывал обрывки шкуры, не обращая внимания на проходившую мимо Игрейну.
Была ли Гвиневера по-настоящему красивой, спрашивает она меня. Нет, говорю я, но многие женщины променяли бы свою красоту на один пламенный взгляд Гвиневеры. Игрейна, конечно, тут же пожелала знать, красива ли она сама, и я горячо уверил ее в этом, но она посетовала, что зеркала у них дома старые, потертые и как следует разглядеть себя в них трудно.
— Как было бы чудесно видеть себя такой, какая ты есть на самом деле, — сказала она.
— Бог видит нас такими, — ответил я, — и только Он. Она, наморщив лоб, внимательно посмотрела на меня.