Королева Бедлама
Шрифт:
У Мэтью не было времени и сил приводить себя в порядок – хорошо, что вообще удалось добраться до гостиницы. Сломавшаяся посреди дороги телега с бревнами остановила движение всякого транспорта и пешеходов по улице, вынудив Мэтью опоздать на встречу минуты на три. Четырежды по пути сюда от «Золотого компаса», где они с судьей Пауэрсом сегодня обедали, Мэтью останавливали знакомые, желавшие знать подробности его ночных похождений. Разумеется, в городе только и судачили, что об убийстве мистера Деверика. Непонятно, зачем в таком случае вообще нужна газета: молва разносит вести куда быстрее. Даже вдова Маклерой, приходившая в десять утра, упорно расспрашивала об убийстве, совершенно позабыв об украденном
Пауэрс пожелал Мэтью удачи, однако никаких дополнительных сведений о предстоящей встрече не предоставил. И вот Мэтью пригладил мокрые волосы, потер пальцем зубы, чтобы снять с них остатки пирога с треской, съеденного на обед, и подошел к стоявшему за конторкой мистеру Винсенту в высоком, затейливо уложенном парике. Позади него были часы с маятником и знаками зодиака на циферблате, по которым Мэтью понял, что действительно опоздал на три минуты.
– Мэтью Корбетт, прибыл на встречу с миссис Кэтрин Герральд, – доложил он.
– Миссис Герральд ждет вас в гостиной, – последовал весьма сухой ответ от весьма сухого хозяина гостиницы. – Пожалуйте туда. – Он шевельнул пальцем в нужном направлении.
– Благодарю.
– Хм… Одну минутку, молодой человек. Простите, правильно ли я слышал, что вы были в числе первых, кто подоспел минувшей ночью на место трагедии?
– Да, сэр, но прошу меня простить – я опаздываю! – ответил Мэтью уже на пути в противоположный конец вестибюля, где две ступеньки вели к закрытым двойным дверям гостиной.
– Подойдите ко мне на минутку, когда закончите, будьте так любезны! – Слова эти из уст царственного Гиллиама Винсента прозвучали скорее как приказ. – Мистер Деверик был добрым другом «Док-хауса»!
Мэтью поднялся по ступенькам и хотел распахнуть двери, но вовремя опомнился и постучал.
– Входите, – сказал женский голос.
Что ж, была не была, подумал Мэтью, сделал глубокий вдох и вошел.
Если вестибюль был обставлен с тонким вкусом, то гостиная поражала роскошью и богатством: красно-коричневые текстильные обои, каменный камин с небольшими часами на полке, кожаные кресла… Ломберный столик с мраморной шахматной доской стоял у большого окна в частом переплете, выходившего на мачты кораблей и портовую суету. В этой комнате дельцы, представляющие торговые интересы Лондона, Амстердама, Барбадоса, Кубы, Южной Америки и великой Европы, встречались, чтобы взвешивать мешки с деньгами и подписывать соглашения. На письменном столе лежали в ряд гусиные перья в кожаных чехлах, а возле этого стола, на темно-красном стуле, развернутом к двери, располагалась женщина.
Она встала навстречу Мэтью, чем немало его удивила: обычно знатные дамы сидели, протянув ручку визитеру, или же в знак приветствия взмахивали расписным веером. Мэтью остановился и отвесил вежливый поклон хозяйке, оказавшейся почти с него ростом.
– Вы опоздали, – тихо и без малейшего упрека в голосе заметила женщина.
– Да, мадам, – ответил Мэтью. Секунду-другую он раздумывал, стоит ли оправдываться, но потом решил, что обстоятельства говорят сами за себя. – Приношу свои извинения.
– Впрочем, вам выпала любопытная ночь, не так ли? Полагаю, это могло несколько вас задержать.
– Так вы уже слышали?
– Мистер Винсент мне сообщил. Как я понимаю, мистер Деверик пользовался в городе большим уважением.
– Да.
– Но, увы… – произнесла миссис Герральд и добавила после короткой паузы: – Не любовью. – Рукой в лавандовой перчатке она указала на стоявшее слева от нее кресло. – Присядете?
Сама она тоже села, и у Мэтью появилось несколько
На ней было платье лавандового цвета с маленькими белыми оборками у самого горла и темно-фиолетовый жакет с золотыми пуговицами. На голове – шляпка-амазонка в цвет платья, без перьев и каких-либо украшений. Подтянутая, лет пятидесяти, миссис Герральд имела точеные черты лица и ясные голубые глаза, коими она решительно и без всякого стеснения тоже оглядывала Мэтью. Вокруг глаз и на лбу у нее были морщины, однако более никаких примет возраста он в ее внешности не заметил: держалась она прямо, элегантно и очень уверенно. Темные волосы с яркими седыми прядями у висков и на выраженном «вдовьем мыске» она уложила по моде, однако не стала убирать их в высокую прическу с помощью золотых шпилек, как это обыкновенно делали состоятельные дамы ее возраста. А дама она была, вне всяких сомнений, состоятельная, раз поселилась в «Док-хаусе». Кроме того, что-то в облике миссис Герральд – подъем квадратного подбородка, прохладный оценивающий взгляд умных глаз, уверенные манеры – указывало на то, что она привыкла пользоваться благами и привилегиями этого мира. При себе она держала небольшой черный портфель, в каких богатые люди носили важные бумаги и рекомендательные письма.
– Ну, что вы обо мне думаете?
Вопрос застал Мэтью врасплох, однако он сумел сохранить самообладание.
– Полагаю, это я должен спросить, что вы думаете обо мне.
– Тоже верно. – Она сцепила пальцы и взглянула на Мэтью не без некоторого озорства. – Я думаю, что вы умный юноша. Воспитывались в здешнем приюте, где знали лишь грубое обращение, а теперь желаете продвинуться в жизни, однако в настоящий момент не ведаете, каким будет ваш следующий шаг. Вы начитанны, благоразумны и благонадежны, однако не вполне еще научились распоряжаться своим временем – хотя лично я считаю, что лучше прийти поздно, чем никогда. И думается мне, вы старше своих лет. Можно даже сказать, что у вас вовсе не было юности, я права?
Мэтью не ответил. Он, конечно, понимал, что все необходимые сведения ей предоставил судья Пауэрс, однако ему было любопытно, к чему приведет этот разговор.
Миссис Герральд умолкла в ожидании ответа, затем кивнула и заговорила вновь:
– Мне кажется, вы всегда чувствовали ответственность. За что или за кого – не знаю. Но вы считаете себя в той или иной мере ответственным перед другими. Вот почему у вас не было юности, мистер Корбетт, ибо ответственность старит. Она, увы, отдаляет молодого человека от сверстников. Отчуждает его, загоняет внутрь самого себя даже сильнее, чем все прежние жизненные невзгоды. И вот, не имея истинных друзей и своего места в мире, юноша обращается к еще более серьезным и остепеняющим влияниям. Положим, к ненасытному чтению. К развивающим остроту ума шахматам или иным отвлеченным задачам, требующим решения. Однако, не имея высшей цели, подобные задачи берут подчас верх над человеческим разумом, он оказывается ими занят день и ночь… и все без толку. Тогда юноша рискует встает на путь, который приведет его к весьма унылому и безрадостному будущему. Вы согласны?
Мэтью не понимал, как ответить, и знал лишь одно: мокро ему теперь не только от дождя. Сорочка и сюртук под мышками пропитались потом, и он ерзал в кресле, как рыбина на крючке. Неужто эта дама обошла весь Нью-Йорк, наводя о нем справки? И как относиться к подобному вниманию с ее стороны? Эти сокрушительные догадки о его личности призваны возвысить его в собственных глазах или, напротив, унизить? Нет, она положительно справлялась о его привычках в городе, иначе и быть не может! Черт подери, надо сделать оскорбленное лицо, встать и убраться отсюда!