Королева четырёх частей света
Шрифт:
И всё-таки семья Баррето представляла собой ужасное зрелище. Диего даже не думал, что всё может так перемениться.
Лоренсо, которым он так восхищался — его беззаботностью и красотой, успехом у женщин, везением в картах и храбростью в бою — теперь не мог скрыть конвульсии, безобразившей его лицо. Когда он ковылял по лагерю, перевязка его сползла. Язва изъела всю ногу. Рана издавала зловоние. На одной ноге допрыгав до кресла, он пытался и не мог усесться. Марианна, стоя на коленях, пыталась поправить ему повязку. Луис, изнурённый постоянными дозорами, грязный, растрёпанный, прислонился к стене.
Викарий Эспиноса в наброшенной на плечи накидке дрожал в лихорадке и стучал зубами.
Кирос выглядел пострадавшим менее всех. С виду скорбь ничего в нём не переменила. Одетый, по обыкновению, в чёрное, он отчётливо перечислял факты — тысячу доводов, по которым отправляться нельзя. Первая трудность: как возвращаться. Следовать тем же путём невозможно. Невозможно! Они наткнутся на непреодолимую стену пассатов.
Мы в Южном полушарии, объяснял Кирос, а там нет морского пути из Азии в Америку. Чтобы прийти в Перу, необходимо перейти в Северное полушарие. Говоря ясней: отсюда подняться очень далеко на север, пересечь экватор и уже в другом полушарии плыть до Мексики. Затем оттуда опять пересечь экватор в южном направлении и спуститься к Лиме, идя вдоль берега Испанских Индий. Это будет уже не две тысячи лиг [20] , а примерно вдвое больше. Такой крюк займёт не меньше шести месяцев плавания. Кирос напомнил кстати: самое длинное плавание Христофора Колумба, стоившее ему множества проблем и бунта на борту, продолжалось всего тридцать четыре дня!
20
12 600 километров.
Оставалась ещё возможность отправиться на запад, к Маниле. Переход, по его оценке, в девятьсот лиг, то есть около шести тысяч километров. Без карт.
Мало того, что без карт можно промахнуться мимо этих островов, потому что Филиппины тянутся на сотни миль: при таком плачевном состоянии матросов и судов до них вообще невозможно дойти.
Исабель всё время молчала.
Слово взял викарий Эспиноса. Он перечислял аргументы в пользу отъезда.
— Индейцы и лихорадки обрекают всю экспедицию на неминуемую гибель. Стало быть, нам нечего терять, если мы выйдем в море. Положимся на милость Божию; если и найдём кончину в волнах — то по Господней воле...
Доводы священника опиралось на непреложный факт: все люди аделантадо отправлялись на Соломоновы острова, а находились теперь в ином месте.
На эти слова, косвенно обвинявшие Менданью в нерадении, впервые отозвалась Исабель.
С тем же бесцветным, стеклянным взглядом, который смущал всех вокруг, но знакомым своим голосом она заявила:
— Губернатор не совершил ошибки.
— Всячески прошу простить меня, — ответил Кирос. — Губернатор не привёл корабли туда, куда обещал.
Поначалу Кирос, казалось, противился самой мысли об отплытии. Теперь он вдруг переменил мнение и энергично поддержал довод Эспиносы, энергично отчеканив:
— Мы не находимся в месте назначения,
— И кто виноват? — резко спросил Луис.
— Я следовал инструкциям аделантадо.
— Лучше скажите: аделантадо доверился вам, Кирос!
— Аделантадо действительно доверял своему главному навигатору, — поддержал брата Диего. — А главный навигатор всегда действовал неожиданно, непонятно, и привёл нас ко входу в ад, где мы потеряли «альмиранту»!
— Прекрасно. Раз вы заговорили таким тоном... — Кирос побледнел. — Требуйте моей отставки.
Капитан, обычно вообще не носивший оружия, отстегнул шпагу от перевязи и швырнул на стол. Обращаясь к одной Исабель, он произнёс:
— Увольте меня и выберите кого вам угодно для управления судами!
Луис с угрозой двинулся к нему:
— За такое непослушание лишали жизни людей и получше вас!
— Молчать! — крикнул Лоренсо и с трудом поднялся на ноги. — Кончайте дурить оба!
Он пристально смотрел на братьев. Диего с Луисом уже готовы были возразить. Лоренсо предупредил их:
— Я комендант лагеря и военный начальник. Приказываю вам принести извинения капитану Киросу!
И все с вопросом посмотрели на Исабель.
Не подымая глаз, она сказала:
— Последние дни выдались тяжелы и для нас, и для вас, сеньор Кирос. Нервы у всех на пределе. Мы уважаем ваши способности и нуждаемся в вашей помощи. Благоволите простить это оскорбление вашей чести.
— Принимаю ваши извинения, сеньора. И разделяю вашу скорбь о потере нашего незабвенного губернатора. Буду служить вам, как служил ему. Верно и со знанием дела.
Эспиноса воспользовался случаем:
— Так вывезите отсюда этих несчастных!
— Вчера — или это было или позавчера, падре? — усмехнулся Луис, — вы говорили совершенно обратное: хотели остаться на Санта-Крус нести благую весть туземцам!
Викарий не обратил внимания на насмешку:
— Покорнейше прошу Её сиятельство донью Исабель, гобернадору этого острова, о милостивом дозволении говорить от имени всех умирающих.
Луис не унимался:
— Он дьяволу душу заложит, лишь бы его доставили в родной монастырь в Лиме!
Не разжимая губ, Исабель сказала:
— Довольно.
Подумав, она произнесла так же не шевеля губами:
— Благодарю вас, падре, что известили меня о пожеланиях колонистов и о происходящем в лагере.
— Позволит ли мне Ваше сиятельство записать у секретаря десять причин, по которым эти люди подписывали петицию с просьбой об отплытии?
— Протокол за подписью королевского нотариуса? Куда как предусмотрительно! — с иронией откликнулся Луис. — Или вы боитесь того, что у нас ожидает мятежников?
Устало — а может быть, с презрением ко всеобщей злобе и грубости — она прошептала:
— Я дозволяю викарию Эспиносе записать в присутствии нотариуса представленные им доводы. Я прочту их и обдумаю. Теперь извольте все удалиться.
Такое беспристрастие было до того на неё не похоже, что послушались даже братья. Лоренсо с трудом поднялся и ушёл, всем весом опираясь на плечо Марианны.
Исабель осталась сидеть неподвижно, откинувшись на спинку кресла. В этой хижине кресло казалось огромным, как трон.