Королева эпатажа (новеллы)
Шрифт:
Словом, две красавицы стали любовницами, и Ольга поселилась у Анны дома. Тем временем из Риги вернулся окончательно рассорившийся со Всеволодом Князевым Кузмин. Между прочим, 28 сентября 1922 года, вспомнив вдруг о давно забытом друге, он запишет в своем дневнике: «Не поссорься Всеволод со мною — не застрелился бы». Что ж, все возможно…
Князев остался в Риге ждать приездов Ольги. Она не баловала влюбленного гусара визитами, однако и не пренебрегала им. Потом ей поездки надоели. Она стала писать — то редко, то часто… Но письма тоже надоели, и она решила не только больше не писать, но и вообще вырвать эту страничку из своей жизни.
«Вернулся из церкви… Три письма на столе лежат. Ах, одно от нее, от нее, от моей чудесной!.. Целую его, целую… Все равно — рай в нем или ад!.. Ад?.. Но разве может быть ад из рук ее — небесной… Я открыл. Читаю… Сердце, биться перестань! Разве ты не знаешь, что она меня разлюбила!.. О, не все ли равно!.. Злая, милая, режь, рань мое сердце, — Оно как было, все влюблено!»
Пока здесь еще звучит оптимистично-кокетливая нотка надежды, неверия в свое несчастье, но уже к декабрю Князев напишет странное, прощальное стихотворение, несколько угловатое и наивное, но полное отстраненной боли и готовности к последнему шагу:
И нет напевов, нет созвучий, Созвучных горести моей… С каких еще лететь мне кручей, Среди каких тонуть морей! Сияло солнце, солнце рая, Два неба милых ее глаз… И вот она — немая, злая, И вот она в последний раз! Любовь прошла — и стали ясны И близки смертные черты… Но вечно в верном сердце страстны Все о тебе одной мечты!Еще раз он вспомнит Ольгу в самозабвенном стихотворении, которое называется «1 января 1913 г.»:
За раскрытую розу — мой первый бокал! Тайным знаком отмечена роза! Рай блаженный тому, кто ее целовал — Знаком нежным отмечена роза… Ах, никто не узнает, какое вино Льется с розы на алые губы, Лишь влюбленный пион опускался на дно, Только он, непокорный и грубый! За таинственный знак и улыбчатый рот, Поцелуйные руки и плечи — Выпьем первый, любовный бокал в Новый год, За пионы, за розы… за встречи!..Ну да, Всеволод вдруг ожил
Далее — почитаем показания «свидетельницы Ахматовой». Анну Андреевну тянуло на воспоминания об этой ночи, как убийцу тянет на место преступления. И, строго говоря, ее бы следовало называть не свидетельницей, а второй обвиняемой. На крайний случай — соответчицей. Поэтические показания протокольно точны:
Кто застыл у померкших окон, На чьем сердце «палевый локон», У кого пред глазами тьма? — «Помогите, еще не поздно! Никогда ты такой морозной И чужою, ночь, не была!» Ветер, полный балтийской соли, Бал метелей на Марсовом Поле, И невидимых звон копыт… И безмерная в том тревога, Кому жить осталось немного, Кто лишь смерти просит у Бога И кто будет навек забыт. Он за полночь под окнами бродит, На него беспощадно наводит Тусклый луч угловой фонарь, — И дождался он. Стройная маска На обратном «Пути из Дамаска» Возвратилась домой… не одна! Кто-то с ней «без лица и названья». Недвусмысленное расставанье Сквозь косое пламя костра Он увидел. — Рухнули зданья… И в ответ обрывок рыданья: «Ты, Голубка, солнце, сестра! Я оставлю тебя живою, Но ты будешь моей вдовою, А теперь… Прощаться пора!» На площадке пахнет духами, И драгунский корнет со стихами И с бессмысленной смертью в груди… …Он мгновенье последнее тратит, Чтобы славить тебя. Гляди… …Он — на твой порог! Поперек. Да простит тебя Бог!Исчерпывающие показания. Ох, уж эти намеки тонкие на то, чего будто бы не ведает никто… Но ведь все понятно! Как изящно скрыла — нет, попыталась скрыть — Анна Андреевна, кто именно был с Ольгой: «кто-то с ней без лица и названья»… «на обратном „Пути из Дамаска“… „недвусмысленное расставанье“»… И потом Князев называет Ольгу «сестрою». Это родство — по греху!
Появление ее в компании с мужчиной, поцелуи и даже откровенные ласки на лестнице могли бы его потрясти, но не убить. Не забудем: когда Всеволод познакомился с Ольгой, она была замужем, он знал также и о том, что в ее жизни после разлуки с Сергеем промелькнул целый вихрь любовников. И ведь не потому она стала пренебрегать Князевым, что была занята театром или изготовлением своих прелестных кукол. Он был не идиот, он знал, что такая женщина, как Ольга, долго не может оставаться одна. И вообще, он уже простился с надеждой на взаимность.
Но!
Ради Ольги, ради святости ее во влюбленном восприятии Всеволода, он бросил человека, которого любил и который любил его. Всеволод не мог не понимать, что для нормальной женщины, какое бы богемное существо она из себя ни строила, гомосексуалист как любовник просто не может существовать. Он покинул Кузьмина, он стал нормален ради Ольги. И что же он видит теперь? Его неземная возлюбленная, — оказывается, сестра его по греху. Она такая же, только цвета другого — не голубого, а розового.
Обе нетрезвы, обе распалены поцелуями… Они с трудом добежали до подъезда, эти две тонкие, высокие красавицы, ведь невозможно двум женщинам открыто целоваться на улице, того и гляди повяжут, отволокут с позором в полицейский участок… Они просто набросились друг на друга, Ольга и Анна, едва оказались наедине, им даже не хватило сил донести свои ласки до квартиры, чтобы скрыться за дверью!
Ну вот и случилось то, о чем позднее Анна Андреевна напишет: «О том, что мерещится в зеркалах, лучше не думать».