Королева эпатажа (новеллы)

Арсеньева Елена

Эмилия появилась на гельсингфорском горизонте спустя два года — и немедленно влюбилась. Предметом ее страсти сделался граф Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин, который был сослан туда за связь с декабристами. Конечно, можно было бы ожидать для такой красавицы более блестящей партии, однако ведь любовь! Отчиму девушек было жаль Аврору, которая втихомолку страдала, и он не мог заставить страдать и Эмилию… Правда, влюбленных попросили подождать с венчанием, пока с Мусина-Пушкина не будет снят полицейский надзор. В 1828 году они обручились, в 1831 — повенчались. Теперь уже Эмилия — вполне счастливая Эмилия — ничего так не желала, как устроить судьбу сестры. Нет, ну в самом деле, не совсем хорошо складывается: младшая сестра замужем, а старшая — все

еще нет. Это даже считается неприличным… Ах, ну почему на пути Авторы не встретится человек, столь же благородный и красивый, как граф Мусин-Пушкин? Он — живое опровержение истины, что никому из мужчин нельзя верить. Выходит, нельзя верить только подлому изменнику Александру Муханову, который разбил сердце Авроры. И надо же было такому статься, чтобы первая любовь ее оказалась несчастной! Может быть, повезет со второй?

Эмилия так старательно молилась о счастье сестры, что небеса услышали ее. Карл Маннергейм, богатый и знатный швед, отпрыск знатного рода, пленился красотою девицы Шернваль и немедленно сделал предложение, которое было благосклонно принято.

Эмилия вздохнула с облегчением. А Аврора… Аврора просто вздохнула. В этом вздохе было смиренное согласие с судьбой, которая именно таким образом решила устроить ее счастие. Да, сердце ее рвалось от любви в Александру Муханову, однако Аврора прекрасно знала, что станет Карлу Маннергейму хорошей женой. Будет верна ему до смерти, никогда в сторону не взглянет, и даже появись прямо вот сейчас перед нею синеокий демон-искуситель Александр Муханов, ему придется уйти ни с чем.

Синеглазый демон, слава тебе, Господи, не появился, день венчания был назначен. Незадолго до него Карл решил съездить в отдаленное имение своей прабабушки, которая была еще жива и очень жалела, что не сможет побывать на свадьбе любимого внука. Карл хотел получить ее благословение. Он уехал… и не вернулся. Доподлинно было известно, что в имении он побывал, с прабабушкой встретился, благословение получил, но…

Куда он пропал потом? Что с ним случилось? Погиб, наверное, но где и как — осталось неизвестным для всех. В том числе и для его невесты, о которой снова заговорили в гельсингфорском обществе… причем теперь с этаким многозначительным пожатием плеч, с закатыванием глазок, с сочувственными интонациями, за которыми крылось неприкрытое злорадство.

Красавица, да? Ну, а толку с той красоты? Не иначе как злая королева троллей качала ее колыбель, вот и наградила свою подопечную горькой судьбой!

Когда такие разговоры дошли до ушей матери Авроры, она зарыдала. Обеспокоенный супруг долго спрашивал, отчего она плачет, и наконец услышал вот какую историю: когда Аврора еще только появлялась на свет, в дом выборгского губернатора постучала уродливая старуха. Она представилась повитухой и предложила свои услуги. Шернваль был вне себя от страха за жену: врач задерживался, на служанок он не надеялся, а тут неожиданно помощь подоспела. Он допустил старуху до ложа будущей матери. Всю ночь длились схватки, а когда с первыми лучами солнца родилась очаровательная девочка, старуха плюнула на младенца и прошипела: «Так пусть же твоя красота будет достойна тех несчастий, которые она принесет!» И убежала. Ошеломленный Шернваль кликнул слуг, чтобы задержали ее да надавали тумаков, однако те побоялись, уверяя, что повитухой была злая троллиха. И вот теперь… Неужели начало сбывать проклятье?!

Именно в эти печальные дни граф Владимир Алексеевич Мусин-Пушкин получил известие о том, что ему дозволено вернуться в Россию. С него было взято обязательство поселиться в Москве и не выезжать за границу. Однако навещать северную столицу не возбранялось. Эмилия решительно заявила, что берет с собой сестру. Она была убеждена, что проклятье королевы троллей не будет иметь власти вдали от ее шведских, финских и норвежских владений.

И вот прекрасные сестры, как две звезды, взошли на светском небосклоне, появились в салонах старой и новой столиц и были представлены ко двору. Даже

насмешница Александра Смирнова-Россет, фрейлина императрицы, как ни рылась в безднах своего злоехидства, не смогла найти уничижительного слова для совершенной красоты обеих: «Тут явилась в свет Аврора в полном цвете красоты. Особенно у нее был необыкновенный цвет лица и зубы как жемчуг. Сестра ее Эмилия была хороша и еще милее Авроры».

Александр Тургенев, видевший сестер еще прежде, называл Эмилию «прелесть во всем» и писал другу своему Булгакову: «Поклонись милой красавице Эмилии, скажи ей, что у меня сердце дрогнуло при виде Авроры, которая не вдруг узнала меня. Я не мог собраться с духом, чтобы начать разговор, но она сама начала его. Еще сердце бьется при воспоминании о ней».

У обеих сестер, замужней и остававшейся еще в девушках, немедля нашлись обожатели. Петр Вяземский совместно с композитором Виельгорским сочинил романс в честь старшей и сообщил об этом Александру Тургеневу в таких выражениях: «Здесь проезжала финляндская красавица Аврора, воспетая и Боратынским. Дурная погода и хорошенькое лицо ее, к тому же имя, которое ей по шерсти, так в рот и влагали стихи».

Вот они:

Нам сияет Аврора, В солнце надежды нам нет: Для души и для взора Есть и пламень, и свет… Один из поклонников сестры младшей писал так: Графиня Эмилия Белее, чем лилия. Стройней ее талии На свете не встретится, И небо Италии В глазах ее светится. Но сердце Эмилии Подобно Бастилии!

Да, ничего не обломилось злоехидному ловеласу Лермонтову: графиня Эмилия любила только своего мужа. Граф Мусин-Пушкин был человек известный, всеми уважаемый, к тому же над его головой сиял ореол мученика за связь с декабристами, и в его дома в Москве и в Санкт-Петербурге зачастили Петр Вяземский, Александр Тургенев, Александр Пушкин… ну, и старые знакомые: Евгений Боратынский и Александр Муханов.

Боратынский был теперь человек женатый, забывший (вернее, старательно делавший такой вид) свою губительную страсть к жестокосердной Аграфене Закревской. С Авророю он встретился как старый друг. Муханов держал себя как ни в чем не бывало, словно и не объяснялся некогда в любви Авроре. Он всматривался в ее лицо, пытаясь найти в нем следы страданий (вспоминал, должно быть, письмо друга своего Путяты, писанное еще в 25-м году, после бегства Муханова: «Она похудела и потеряла несколько своей прежней свежести; теперь она заря осенняя».), но не находил. Красота Авроры по-прежнему слепила взор и туманила голову.

И Муханов вдруг за эту самую голову схватился почти в отчаянии: так чего же еще он ищет на свете, какой любви, какого богатства?! Минуло почти десять лет после их разлуки, а ведь не нашел никого, кто стал бы милее и желаннее, чем эта Краса Ненаглядная!

Он посватался немедленно — как в омут бросился. Аврора и глазом не моргнула — пообещала подумать. Рассказала сестре. Эмилия подивилась человеческой наглости и сообщила сестре, что она на ее месте — никогда, ну, ни-ког-да в жизни… Аврора кивнула.

На другой день осунувшийся Муханов (ни маковой росины во рту не было, и ни минуты ночью не спал) явился за ответом. Черные глаза Авроры были непроницаемы.

— Я… я просил вас… быть моей… — начал он напоминать, заикаясь и глупо переминаясь с ноги на ногу.

В горле пересохло. В голове билось: «Откажет, откажет…»

Она молчала, глядя неподвижно в некогда синие, дерзкие, а теперь поблекшие от страха глаза.

Муханов медленно начал поворачиваться к выходу, словно неживой, забыв даже проститься. Все ясно. Все ясно! Упустил ты свое счастье, Муханов!