Королева Марго

Дюма Александр

— Из которого вас, наверно, прогнали за чрезмерное любопытство?

— Справедливо, мадам, вы замечательно прозорливы! Я с нетерпением ждал рассвета, чтобы посмотреть, где я нахожусь, но в половине пятого ко мне вошла та же дуэнья, опять завязала мне глаза, взяла с меня обещание не поднимать повязки, вывела меня на улицу, прошла со мной шагов сто, еще раз заставила меня поклясться, что я не сниму повязки, пока не сосчитаю до пятидесяти. Я сосчитал до пятидесяти и… оказался на улице Сент-Антуан, против улицы Жуи.

— А потом?..

— Потом, ваше величество, я шел в таком счастливом настроении, что не обратил внимания на четырех мерзавцев,

от которых насилу отделался. И вот теперь, мадам, сердце мое радостно забилось, когда я здесь нашел обрывок моего пера; я поднял его для того, чтобы сохранить на память об этой чудесной ночи. Но, несмотря на мое счастливое настроение, меня мучит забота о том, что сталось с моим товарищем.

— Разве он не вернулся в Лувр?

— К сожалению, нет, ваше величество! Я разыскивал его всюду, где он мог быть, — и в «Путеводной звезде», и в доме для игры в мяч, и в других приличных местах, но нигде ни Аннибала, ни Коконнаса…

Произнося последние слова, Ла Моль грустно развел руками и, приоткрыв этим движением плащ, обнаружил свой колет с зияющими дырами, сквозь которые проглядывала подкладка, как в прорезях одежды тогдашних щеголей.

— Да вас изрешетили?! — воскликнула Маргарита.

— Вот именно, изрешетили, — подтвердил Ла Моль; он был не прочь повысить себе цену, рассказывая об опасности, которую ему удалось избежать. — Смотрите, мадам! Видите?

— Отчего же вы не переменили колета, когда вернулись в Лувр?

— Оттого, что в моей комнате были чужие люди, — ответил Ла Моль.

— Как они попали в вашу комнату? — спросила Маргарита с изумлением. — Кто же это был?

— Его высочество!

— Тсс! — остановила его Маргарита.

Ла Моль умолк.

— Qui ad lecticam meam stant? — спросила по-латыни Маргарита.

— Duo pueri et unus eques.

— Optime barbari! Die Moles, quem inveneris in cubiculo tuo?

— Franciscum ducem.

— Agentem?

— Nescio quid.

— Quocum?

— Cum ignoto [9] .

— Странно, — сказала Маргарита. — Значит, вы так и не нашли своего друга? — продолжала она, видимо, совершенно не думая о том, что говорит.

— Вот почему, мадам, как я уже имел честь доложить вашему величеству, я просто изнываю от беспокойства.

— Тогда не стану больше отвлекать вас от ваших розысков, — вздохнув, сказала Маргарита. — Но почему-то мне думается, что он найдется сам собой! Впрочем, поищите.

Сказав это, королева приложила палец к губам. Поскольку красавица королева не поведала Ла Молю никакой тайны, ни в чем не призналась, молодой человек рассудил, что этот очаровательный жест не был сделан с целью предписать ему молчание, а имел какое-то другое значение.

9

— Кто находится рядом с носилками?

— Два пажа и конюший.

— Отлично, они невежды. Скажи, Ла Моль, кого застал ты в своей комнате?

— Герцога Франсуа.

— Что он делал?

— Не знаю.

— С кем был?

— С неизвестным.

Процессия двинулась дальше, а Ла Моль, продолжая свои розыски, направился по набережной к улице Лон-Пон и вышел на улицу Сент-Антуан. Против улицы Жуи он остановился.

Вчера, как раз на этом месте, две дуэньи завязали глаза ему и Коконнасу. Он повернул влево и очутился перед домом, вернее — перед забором, за которым стоял

дом; в заборе была дверь, обитая большими гвоздями, с навесом и с ружейными бойницами по сторонам.

Дом выходил в переулок Клош-Персе, между улицей Сент-Антуан и улицей Руа-де-Сисиль.

«Ей-Богу, это здесь… готов поклясться!.. Когда я выходил, я протянул руку и нащупал совершенно такие же гвозди на двери, потом я спустился по двум ступенькам. Еще когда я опустил ногу только на первую ступеньку, пробежал какой-то человек с криком „Помогите!“, и его убили на улице Руа-де-Сисиль».

Ла Моль подошел к двери и постучал.

Дверь отворил какой-то усатый привратник.

— Was ist das? [10] — спросил он по-немецки.

«Ага! Оказывается, мы швейцарцы», — подумал Ла Моль и, самым обворожительным образом обращаясь к привратнику, сказал:

10

В чем дело?

— Друг мой, я бы хотел взять свою шпагу, которую оставил в этом доме, где я ночевал!

— Ich verstehe nicht! [11] — ответил привратник.

— Шпагу… — повторил Ла Моль.

— Ich verstehe nicht, — повторил привратник.

— Которую я оставил… Шпагу, которую я оставил…

— Ich verstehe nicht…

— В этом доме, где я ночевал.

— Gehe zum Teufel!.. [12] — ответил привратник и захлопнул перед его носом дверь.

11

Не понимаю.

12

Иди к черту!..

— Черт возьми! — сказал Ла Моль. — Будь со мной шпага, я с удовольствием проткнул бы тушу этого прохвоста… Но раз ее нет, придется отложить до другого раза.

Затем Ла Моль прошел до улицы Руа-де-Сисиль, свернул направо, сделал шагов пятьдесят, еще раз повернул направо и очутился в переулке Тизон, параллельном переулку Клош-Персе и совершенно похожем на него. Больше того: не сделал он и тридцати шагов, как снова наткнулся на калитку, обитую большими гвоздями, с навесом и бойницами и с лестницей в две ступеньки, — точно переулок Клош-Персе повернулся передом назад, чтобы еще раз взглянуть на проходившего Ла Моля.

Ла Моль подумал, что он вчера мог ошибиться и принял правую сторону за левую, поэтому он подошел к двери и постучал, собираясь заявить то же, что и у первой двери. Но на этот раз он стучал тщетно — дверь даже не открыли.

Ла Моль раза три проделал тот же путь и пришел к выводу, что дом имел два входа, один — из переулка Клош-Персе, другой — из переулка Тизон.

Однако это рассуждение, при всей его логичности, не возвращало ему шпаги и не указывало, где его друг.

На одну минуту у него мелькнула мысль купить другую шпагу и проткнуть мерзкого привратника, не желавшего говорить иначе, как по-немецки; но ему тут же пришло в голову, что, может быть, этот привратник служит у Маргариты, а если Маргарита выбрала именно такого, значит, у нее были на то основания и, следовательно, ей будет неприятно его лишиться. Ла Моль же ни за какие блага в мире не стал бы делать что-нибудь неприятное для Маргариты.