Королева Марго
Шрифт:
— Решено, де Муи.
— У вас есть деньги, государь?
Генрих сделал гримасу, какую делал всю жизнь, когда ему задавали этот вопрос.
— Не слишком много, но, по-моему, деньги есть у Марго.
— Все равно, ваши ли, ее ли, берите с собой как можно больше.
— А ты что будешь делать тем временем?
— После того, как я устрою дела вашего величества — а я занялся ими, как вы видели, добросовестно, — надеюсь, что вы, ваше величество, разрешите мне заняться моими делами?
— Конечно, де Муи, конечно! Но какие это у тебя «свои
— Сейчас скажу, государь. Ортон, — а он мальчик очень умный, я особенно рекомендую его вашему величеству — вчера сказал мне, что встретил около Арсенала этого разбойника Морвеля, который благодаря заботам Рене теперь поправился и греется на солнышке, как и подобает змее.
— Ага! Понимаю, — сказал Генрих.
— Понимаете? Это хорошо… Когда-нибудь вы станете королем, государь, и если вы тоже захотите кому-нибудь отомстить, то отомстите по-королевски. Я же солдат и буду мстить по-солдатски. Поэтому, как только наши делишки уладятся, что даст этому разбойнику еще пять-шесть дней на поправку, я пройдусь около Арсенала, пришпилю мерзавца к земле четырьмя хорошими ударами рапиры и тогда уеду из Парижа с меньшей тяжестью на сердце.
— Занимайся своими делами, мой друг, занимайся, — сказал Беарнец. — Кстати, ты ведь доволен Ла Молем?
— О-о! Это очаровательный юноша, преданный вам душой и телом, государь! Вы можете на него положиться, как на меня… Молодец!..
— А главное — он умеет молчать. Он поедет с нами в Наварру, де Муи, а там мы подумаем, как мы сможем его вознаградить.
Едва успел Генрих со своей лукавой улыбкой произнести эти слова, как дверь отворилась, или, вернее, распахнулась, и тот, кого сейчас так расхваливали, появился бледный и возбужденный.
— Тревога, государь! Тревога! — крикнул Ла Моль. — Дом окружен!
— Окружен?! — воскликнул Генрих, вставая с места. — Кем?
— Королевскими стражниками!
— Ого! Видно, будет драка, — вытаскивая из-за пояса пистолеты, — сказал де Муи.
— Пистолеты, драка! А как вы одолеете пятьдесят человек? — возразил Ла Моль.
— Он прав, — сказал король, — и если бы нашелся какой-нибудь путь к отступлению…
— Он есть, он уже послужил мне однажды, и если вы, ваше величество, соблаговолите последовать за мной…
— А де Муи?
— И де Муи может последовать за нами, только поторопитесь оба.
На лестнице раздались шаги.
— Поздно, — сказал Генрих.
— Ах, если бы кто-нибудь задержал их минут на пять, я был бы готов ответить за жизнь короля! — воскликнул Ла Моль.
— Тогда отвечайте за нее, — сказал де Муи, — а я берусь их задержать. Идите, государь, идите!
— А как же ты?
— Не беспокойтесь, государь! Идите же!
Де Муи тут же спрятал тарелку, салфетку и стакан короля, чтобы можно было подумать, будто он ужинал один.
— Идемте, государь, идемте! — воскликнул Ла Моль, беря короля за руку и увлекая его к лестнице.
— Де Муи! Мой храбрый де Муи! — воскликнул Генрих, протягивая руку молодому человеку.
Де Муи поцеловал ему руку, вытолкнул его из комнаты и запер за ним дверь на задвижку.
— Да, да, понимаю, — заговорил Генрих, — он отдастся им в руки, а мы спасемся… Но какой черт мог нас выдать?
— Идемте, государь, идемте! Они уже на лестнице, на лестнице!
В самом деле, свет факелов пополз вверх по узкой лестнице, а снизу донеслось бряцанье шпаг.
— Скорее, государь, скорее! — сказал Ла Моль. Он вел короля в полной темноте, поднялся с ним двумя этажами выше, толкнул дверь в какую-то комнату, запер ее на задвижку и отворил окно в соседней комнате.
— Ваше величество, вас не очень пугает путешествие по крышам? — спросил он.
— Это меня-то? Охотника за сернами? Да что вы! — возразил Генрих.
— Тем лучше! Тогда идите за мной, ваше величество; дорогу я знаю и буду служить вам проводником.
— Идите, идите, — сказал Генрих, — я следую за вами. Ла Моль первым перелез через подоконник и пошел по широкой закраине крыши, служившей кровельным желобом, в конце которого он обнаружил некую лощину, образуемую двумя крышами; в эту лощину открывалась дверь необитаемого чердака.
— Государь, здесь вы у пристани, — сказал Ла Моль.
— Ага! Прекрасно, — ответил Генрих. С этими словами он вытер бледный лоб, весь покрытый каплями пота.
— Теперь все пойдет, как по маслу, — сказал Ла Моль. — Дверь чердака выходит на лестницу, внизу она выходит в коридор, а коридор ведет на улицу. Я, государь, проделал весь этот путь ночью, которая была пострашнее этой.
— Идем, идем! — сказал Генрих. — Вперед! Ла Моль первым проскользнул в настежь распахнутое чердачное окно, дошел до неплотно закрытой двери, открыл ее, очутился на верхней ступеньке витой лестницы и всунул в руку короля веревку, служившую поручнями.
— Спускайтесь, государь, — сказал он.
На середине Генрих остановился; он очутился у окошка, а окошко это выходило во двор гостиницы «Путеводная звезда». Видно было, как в доме напротив бегали по лестнице солдаты — одни со шпагами в руках, другие с факелами.
Вдруг в одной из групп король Наваррский увидел де Муи. Он отдал свою шпагу и мирно сходил с лестницы.
— Бедный юноша, — сказал Генрих, — преданное, храброе сердце!
— Ваше величество, — сказал Ла Моль, — вы можете заметить, что он, честное слово, совершенно спокоен. Смотрите, государь, он даже смеется. Он наверняка придумывает отличный выход: ведь де Муи, как вам известно, смеется редко.
— А тот молодой человек, который был с вами?
— Де Коконнас? — спросил Ла Моль.
— Да, господин де Коконнас — что с ним?
— О, государь, уж за него-то я не беспокоюсь! Увидев солдат, он сказал мне только одно: «Давай рискнем!» — «Головой?» — спросил я. — «А ты сумеешь спастись?» — «Надеюсь». — «И я тоже!» — ответил он. И я клянусь вам, государь, что он спасется. Если Коконнаса и схватят, то, ручаюсь вам, это случится только потому, что он по каким-то причинам сам даст себя схватить.